— Теперь вы понимаете, — продолжал Кау-джер, — что я в состоянии не просто уступить силе, но договориться с вами на равных началах?
Чилиец встрепенулся. «Договориться»? Не ослышался ли он?.. Неужели злополучная авантюра может завершиться благополучно?
— Остается только выяснить, — снова заговорил Кау-джер, — насколько это осуществимо и какими полномочиями вы располагаете?
— Самыми широкими, — поспешно ответил чилийский офицер.
— В письменном виде?
— Разумеется.
— В таком случае соблаговолите предъявить их мне, — спокойно произнес Кау-джер.
Офицер, вынув из внутреннего кармана второй конверт, протянул его Кау-джеру.
— Вот они, — сказал он.
Если бы Кау-джер беспрекословно уступил по первому же требованию, он никогда бы не узнал об этом документе, который сейчас так внимательно изучал.
— Все в полном порядке, — заявил он, — следовательно, ваша подпись может гарантировать все принимаемые Чилийским государством на себя обязательства… Хотя ваше присутствие на острове Осте убедительно доказывает их непрочность.
Чилиец закусил губы. Наступило молчание. Кау-джер усмехнулся:
— Поговорим начистоту. Чилийская республика желает восстановить свои суверенные права на остров Осте. Я мог бы воспрепятствовать этому. Но я соглашаюсь и только ставлю свои условия.
— Слушаю вас, — ответил офицер.
— Во-первых, правительство Чили обязуется не вводить никаких налогов на острове Осте, за исключением тех, что связаны с добычей золота. В данном вопросе Чили может поступать так, как ему заблагорассудится, и установить любые отчисления в свою пользу.
Чилиец не верил своим ушам. Оказывается, вот так, совершенно просто и безоговорочно, Кау-джер соглашается на самое трудное в полученном им задании! Остальное-то образуется само собой…
Кау-джер продолжал:
— Суверенные права Чили должны ограничиваться взиманием налогов на добытое золото. Во всем остальном остров Осте сохраняет полную автономию, а также свой флаг. Чили может прислать сюда резидента только при условии, что тот получит лишь право совещательного голоса, а фактическое управление островом будет осуществляться выборным комитетом и губернатором, назначенным мною.
— Губернатором, несомненно, будете вы? — осведомился офицер.
— Нет, — ответил Кау-джер, — мне нужна свобода — полная, неограниченная, абсолютная. Кроме того, я настолько же устал повелевать, насколько неспособен подчиняться. Поэтому я удалюсь, оставив право избрать себе воспреемника.
Чилийский офицер внимательно слушал эти неожиданные для него заявления. Неужели горькое разочарование, звучавшее в словах Кау-джера, было искренним? Неужели губернатор ничего не потребует лично для себя?
— Моего воспреемника зовут Дик, — продолжал тот печально, после краткого молчания, — фамилии у него нет. Он молод, ему едва исполнилось двадцать два года. Но я воспитал его сам и полностью полагаюсь на него. Только ему одному доверяю я управление остельской колонией. Таковы мои условия.
— Принимаю их, — заявил чилиец, радуясь победе, одержанной по главному пункту.
— Что ж, прекрасно, — закончил Кау-джер, — я изложу наш договор в письменном виде.
И он принялся за работу. Потом оба подписали договор в трех экземплярах.
— Один экземпляр — вашему правительству, — объяснил Кау-джер. — Второй — моему воспреемнику. Третий же я оставляю себе. Если содержащиеся в договоре обязательства будут нарушены, я сумею — можете в этом не сомневаться! — обеспечить их выполнение… Но это еще не все, — добавил он, представив собеседнику еще один документ. — Осталось еще оформить мое личное положение. Будьте любезны взглянуть на этот второй договор, определяющий мое будущее в соответствии с моими желаниями.
Чилийский офицер повиновался. По мере того как он читал, на его лице отражалось все большее удивление.
— Как! — воскликнул он, закончив чтение. — Вы всерьез предлагаете это?
— Настолько всерьез, — ответил Кау-джер, — что даже ставлю это как conditio sine qua non[49] для согласия по всем остальным пунктам нашего договора. Принимаете ли вы это условие?
— Принимаю, — подтвердил чилиец.
Оба скрепили подписями второй договор.
— Переговоры закончены, — сказал Кау-джер. — Отправьте ваших солдат обратно на корабль. Ни под каким предлогом чилийские вооруженные силы не должны появляться на острове Осте. Завтра же можно будет ввести новый порядок. Я сделаю все, чтобы не возникло никаких осложнений. А до тех пор требую сохранения абсолютной тайны.
Оставшись один, Кау-джер тотчас же вызвал Кароли. Пока его искали, губернатор написал короткую записку и вложил ее в конверт вместе с одним экземпляром только что подписанного договора. Потом составил небольшой список самых различных предметов. Все это заняло лишь несколько минут и было закончено задолго до прихода Кароли.
— Погрузи на «Уэл-Киедж» все, что здесь перечислено, — приказал Кау-джер, протянув Кароли список, в котором, помимо продуктов и одежды, значились порох, пули и всевозможные семена.
Несмотря на привычку к слепому повиновению, индеец не мог удержаться от вопросов. Значит, Кау-джер собирается путешествовать? Почему же тогда не воспользоваться вместо старой шлюпки портовым катером? Но на его вопросы Кау-джер ответил только одним словом:
— Повинуйся!
Когда Кароли ушел, Кау-джер приказал позвать Дика.
— Сын мой, — сказал он, отдавая ему только что запечатанный конверт, — вот документ, который предназначается тебе. Завтра на заре ты вскроешь конверт.
— Будет исполнено, — коротко ответил Дик.
Он ничем не выдал своего удивления. Теперь Дик умел владеть собою. Он получил приказ. Приказы выполняют не рассуждая.
— Хорошо, — сказал Кау-джер, — а теперь иди, мальчик, и точно следуй всем моим указаниям.
После ухода Дика Кау-джер подошел к окну и поднял штору. Долго смотрел он вдаль, как бы желая навсегда запечатлеть в памяти все, что уже не суждено ему было более увидеть. Перед ним расстилалась Либерия, за нею — Новый поселок, а еще дальше — высились мачты кораблей, стоявших в порту. Вечерело. Рабочий день заканчивался. Оживилось движение на дороге, ведущей из Нового поселка. Затем в сгущавшихся сумерках загорелись огни в окнах домов. Этот город, эта кипучая трудовая жизнь, благополучие — все было создано им. Перед мысленным взором Кау-джера предстало все, что он здесь пережил, и его усталое сердце преисполнилось гордостью.
Наконец настало время подумать и о себе. Не колеблясь он покинет этих людей, превращенных им в богатый, счастливый и сильный народ. Вместо одного правителя у них будет другой — остельцы могут даже не заметить этого события. Но сам Кау-джер умрет так же, как и жил, — свободным!
Он не станет омрачать прощанием свой отъезд, приносящий ему освобождение. К чему? Уже второй раз он уходит от человечества… И снова Кау-джер почувствовал, как его сердце переполняется любовью, необъятной как мир, той неискоренимой любовью, которая не нуждается в таких ребяческих поступках, как прощание.
Близилась ночь. Подобно отяжелевшим векам, смыкаемым сном, закрывались ставни в окнах, медленно гасли огни. Наконец стало совсем темно.
Кау-джер вышел из управления и направился к Новому поселку. Дорога была пустынна. Он не встретил ни единой души.
«Уэл-Киедж» покачивалась на волнах у набережной. Кау-джер вскочил в нее и оттолкнулся от
