— Я же сказал — будет. Только тебе придется захватить накладную и сдать в городе груз по назначению.
— Это пустяки. Вы колдун, господин унтер-офицер. Чтобы Миура так раздобрился?.. Это чудо.
— Никакого чуда. Он трус и боится меня.
Через несколько минут у “пикапа” появился шофер. Он услужливо раскрыл дверцу кабины:
— Прошу сюда, господин унтер-офицер!
— Нет. Я поеду в кузове. Там все-таки свежий воздух.
Эдано и Савада тряслись на ящиках. Грузовичок торопливо катился по усыпанному листьями разбитому асфальту, осторожно, словно прощупывая колесами почву, объезжал воронки, наспех засыпанные землей и мусором.
С обеих сторон автострады росли пальмы. Скоро замелькали тростниковые крыши строений — там в зелени скрывались деревушки, поселки.
Перед разрушенным бетонным мостом “пикап” остановился. Посреди почти пересохшей речушки застрял грузовой форд. Возле него возились шофер и два чина из военной жандармерии. Пожилой, упитанный жандарм, очевидно старший, крикнул подъехавшим:
— А ну-ка вылезайте! Помогите нам выбраться из этого проклятого болота.
Эдано и Савада выпрыгнули из кузова. Старший из жандармов, заметив повязку Эдаио, почтительно поклонился:
— Простите, господин унтер-офицер. Мы тут застряли. Пока не сдвинемся с места, и вам не проехать.
За решетчатым бортом кузова Эдано рассмотрел два трупа, накрытые грязной циновкой. “Опять жертвы без боя”, — отметил он.
— Из какой части? — опросил он, показывая на трупы.
— Это не наши. Хуки!
— Где вы их подстрелили?
— Их удалось сперва взять живыми, господин унтер-офицер. Наш начальник господин поручик Накадзима пытался узнать, где их отряд, чего только с ними ни делал, но они молчали. А господин поручик мертвых умеет заставить говорить.
— Неужели бандиты такие стойкие?
Жандарм молча развел руками, а его мрачный и молчаливый напарник, сплюнув в воду, сказал:
— Чего вы хотите — коммунисты! Они молчат, хоть им кишки выматывай! Наши тоже такие. Приходилось видеть.
Эдано молча смотрел на два тела в кузове. Ещё недавно эти люди дышали, жили, чувствовали… Страшно вообразить, что они вынесли. Какая стойкость! Коммунисты… Отец тоже был коммунистом. И его, истерзанного пытками, наверно, везли вот так же, завернутым в грязную циновку. Ради чего они идут на такие страдания? Что у них за вера? Что придает им силу?..
Расторопный Савада нашел где-то слегу и вместе с жандармами раскачивал грузовик. Мотор натужно выл, из-под колес летели ошметки грязи. Медленно, сантиметр за сантиметром, автомобиль полз вперед. Достигнув твердого грунта, он рывком выскочил на берег.
Савада и Эдано вновь уселись на ящики. “Пикап” объехал колдобину, взобрался на косогор и покатил дальше по асфальту.
Дорога петляла по длинному и пологому склону. Так, никого не встречая больше, они с полчаса катили по шоссе. Неожиданно шофер притормозил, вышел из кабины.
— Эх, забыл воды долить в радиатор, пока стояли у речки, господин унтер-офицер. Машина старая, того и гляди развалится. Как теперь быть, сам не знаю.
— Ничего, вон в той лачуге попросим воды. Это баррио[12] Бао, — Савада показал на хижину.
— А поймут нас туземцы?
— Меня поймут.
Шофер подал Саваде брезентовое ведро, и механик зашагал к хижине. Эдано пошел следом. Интересно было посмотреть, как Савада станет объясняться с филиппинцами.
Хижина стояла на сваях с метр высотой. Остовом служили стволы бамбука, связанные гибкими лианами. Стены и крыша сплетены из листьев пальмы, широкое окно без стекол.
Эдано и Савада медленно поднялись по шаткой лестнице.
Единственную комнату устилали грубые циновки. В углу стоял ящик с песком, на котором остывали угли — очаг. С циновки поднялся изможденный человек в рваной рубашке. Он испуганно смотрел на вошедших.
К удивлению Эдано, механик заговорил на местном языке. Хозяин хижины кивнул и пошел к выходу. Гости двинулись за ним. Хозяин подвел их к родничку и наполнил ведро водой.
— Всё в порядке. Пошли! — сказал довольный Савада. — Я ведь говорил, что меня поймут!
— Никогда бы не подумал, что ты знаешь по-ихнему. Это чудо какое-то, — Эдэно с уважением посмотрел на механика.
— Никакого чуда, господин унтер-офицер. Немножко любопытства к стране, в которой прожил три года. Этого филиппинца — Игнасио — я знаю. Они вообще приветливый народ, если к ним с добром…
Шофер налил воды в радиатор, и “пикап” снова стал подминать под себя бесконечную ленту шоссе.
Впереди показалась колонна солдат. Шофер предупредительно остановил грузовичок, чтобы не поднимать пыль.
Солдаты приблизились, и Эдано увидел, что они разморены жарой: пот заливал лица, а кители на спинах и плечах были мокры насквозь. Командир взвода — молодой унтер-офицер — шел сбоку, не обращая внимания на то, как многие солдаты расстегнули воротники и несли винтовки не по уставу. Позади колонны тащилось несколько порожних повозок, запряженных низкорослыми лошадьми.
– “Азия для азиатов”, — проговорил Савада, указывая на оборванного филиппинца, шедшего впереди солдат, понурив голову и загребая пыль ногами. Он был обвязан веревкой, конец которой держал в руках дюжий ефрейтор.
Командир взвода замедлил шаг возле “пикапа”.
— Далеко ещё до баррио Бао? — спросил он. — По этой дьявольской жире самый короткий путь кажется долгим.
— Ещё около трех километров придется вам идти, господин унтер-офицер, — ответил Савада и поинтересовался: — Партизана поймали?
— Нет. Это мы проводника взяли и связали, чтобы не сбежал. Просишь их показать дорогу, а они бегут. Невежественные люди.
— А зачем вам тащиться до этого баррио? — вмешался Эдаио. — Мы только что были там — никаких хуков там нет, всё спокойно.
— Да мы не за ними охотимся. Рис идем добывать, — ответил командир взвода. — Саботажники! Сколько японской крови пролито, пока их освободили, а они не хотят теперь нас кормить. Все они заодно с коммунистами, негодяи.
— Желаю успеха!
— Да уж будьте покойны. Вырвем из глотки! Надолго запомнят, как не выполнять приказы императорской армии! — ответил унтер-офицер и широким шагом стал, догонять свой взвод.
Эдано смотрел вслед удалявшейся колонне. Вот она достигла поворота, и повозки скрылись за придорожными кустами…
“Как же так, — размышлял он — Ведь мы освободили филиппинцев от угнетателей-янки. Почему же местные жители так враждебно относятся к нам? Мы за их освобождение заплатили кровью, а они жалеют нам риса. Игнасио и этот проводник — бедняки, им доставалось при янки горше всех. Должны, кажется, они понять великую миссию Японии?”
