его документы.
Майор сел за походный столик под деревом, достал из сумки лист чистой бумаги и, повернувшись к Уэде, спросил по-японски:
— Фамилия и звание?
Капитан вздрогнул, услышав вопрос, заданный на родном языке, и тотчас же ответил.
— Какой части? — последовал второй вопрос.
Уэда помолчал, колеблясь, а потом сухо произнес:
— Я офицер. Присягал императору. Буду отвечать только на вопросы, касающиеся меня лично.
— Вот как? — иронически произнес майор. — Он развернул документы Уэды. — Всё равно. Капитан Уэда, войсковая часть семьдесят три тысячи восемьсот пять. Знаю, знаю, — продолжал он. — Авиаотряд полковника Такахаси. А где же сам полковник? Жив? Вот, оказывается, куда вас бросили. Вы давно в армии? Кадровый офицер?
Капитан Уэда рассказал свою биографию, обстоятельства пленения, подчеркнув, что его оглушили, но на остальные вопросы отвечать отказался, мужественно готовясь к пыткам и избиениям.
— Ну что ж, — закончил разговор майор. — Не хотите отвечать — не надо…
Капитан Уэда провел бессонную ночь. Что его не собираются убивать, он догадался. Но ведь сам он не просил пощады! Он не струсил, готов был отдать жизнь на поле боя… Но такова, видно, судьба.
Потом прошел ещё день, второй, третий… Уэду никто не тревожил. Он томился неизвестностью. Что обещанный полковником Такахаси контрудар не состоялся, он понял сразу. Установилась звенящая тишина, такая резкая и, казалось, противоестественная.
“Значит, Муданьцзян, который должен был стать поворотным пунктом в войне с русскими, пал. Всё кончено”, — с тоской размышлял Уэда.
Утром в соседнюю палатку принесли четырех раненых японских солдат, и Уэда мучительно вглядывался, надеясь увидеть знакомое лицо и боясь этого. Он с недоумением наблюдал, как внимательно осматривал раненых русский врач… Потом раненых увезли куда-то на санитарной машине.
Наконец за Уэдой пришел солдат и снова отвел его к майору. Советский майор сидел усталый, его обмундирование пропылилось. Он поднял глаза на Уэду и спокойно произнес:
— Вот что, капитан. Советские войска прорвали японские укрепления на всем фронте, разгромили основные силы Квантунской армии и быстрыми темпами продвигаются в глубь Маньчжурии. Видя бессмысленность дальнейшего сопротивления, ваш император издал указ о капитуляции. Война окончена, но, как это ни странно, некоторые ваши генералы нарушают указ своего же императора. Они продолжают сопротивление, бессмысленно губят солдат — ваших соотечественников.
Уэда растерялся. Указ императора о капитуляции? Не может быть! Это невозможно. Может быть, русский офицер обманывает?
— Я не верю, господин майор. Это немыслимо!
— Не верите? — усмехнулся майор. — Что ж, послушайте!
Он поднялся и жестом пригласил Уэду идти за собой. Плохо соображая, Уэда последовал за ним к штабной автомашине. Показывая на приемник, майор приказал:
— Включайте. Он настроен на Токио.
Уэда повиновался — включил приемник и сразу же услыхал слова указа…
— Слушайте ещё раз, — предложил майор, — а вот текст, уже записанный нами. Сверяйте! — Он протянул Узде листки бумаги.
Уэда, опустив голову, выключил приемщик.
— Ну вот что, — строго произнес майор, — вы теперь должны понять, какое преступление делают те, кто не складывает оружия. Из-за кучки безумцев гибнут люди. И не только солдаты. Гибнут женщины, дети, старики. Мы же знаем, что они бежали из Муданьцзяна в сопки, поверив росказням о наших жестокостях. Много суток они скитаются, может быть, без пищи, воды. Неужели вы, капитан, не поможете нам спасти их? Это ваш долг!
Уэда продолжал молчать. Происшедшее ошеломило его, и он не понимал, что от него требует советский майор.
— Ну ладно, — устало закончил майор. — Впереди всё равно ночь. Хорошенько подумайте, и тогда мы завтра решим, как нам быть.
Утром Эдано и Савада вернулись на свой наблюдательный пункт. На дороге происходило то же, что и вчера.
Солнце поднялось уже довольно высоко.
Практичный Савада сказал другу:
— Надо искать воду, Эдано. Я попытаюсь.
— Пошли вместе.
Они перебрались через вершину сопки. Мало ли среди сопок лощин, на дне которых текут ручейки?
Первая лощина на их пути оказалась совершенно сухой, и они начали взбираться на другую сапку. Перевалив её, они обрадовались, увидев у её подножия буйную зелень, которая обещала им воду. Но едва стали опускаться с сопки, как рядом, за кустами, раздался полный отчаяния крик женщины.
— Помогите, помогите! — кричала японка.
Не раздумывая ни минуты, Эдано и Савада бросились на помощь. Первым сквозь кусты продрался низкорослый механик, за ним на поляну выскочил Эдано и увидел, что какой-то японец-военный борется с женщиной. Он срывал с неё одежду.
— Стой, мерзавец! — крикнул Савада, вскидывая карабин. Незнакомец так оттолкнул женщину, что она упала, и юркнул в кусты. Савада выстрелил ему вслед раз, другой. Механик действительно был плохим стрелком, и насильник скрылся.
Женщина лежала лицом вниз, её волосы были распущены, плечи оголены. Что-то знакомое почудилось Эдано в её облике, и не успел Савада приподнять ей голову, как он догадался: Ацуко!
Она открыла глаза и долго всматривалась в наклонившихся над ней людей. Потом в её лице что-то дрогнуло, на щеках выступил румянец. Скрестив руки на обнаженной груди, она опросила шепотом:
— Эдано-сан?..
Они помогли ей подняться Ацуко окончательно пришла в себя и начала свой горестный рассказ:
— Мы бежали из города, кругом взрывы, пожары… В соседнем доме офицеры сами убили своих жен и детей. Зачем? Нас собралось здесь человек тридцать — все те, кто успел уйти. Дороги не знаем. Кто о нас позаботится, если своих собственных детей убивают? Не надо было бежать… Я вот пошла за водой. А тут на меня набросился Нагано…
— А, сволочь! — заскрипел зубами Эдано.
— Послушайте меня, — чуть не плакала Ацуко. — Не оставляйте нас!
— Нет, Ацуко, остаться мы не можем, — твердо ответил Эдано. — У нас боевая задача. Война!
— Война, война… — повторила женщина. — А мы?.. Будьте все вы прокляты! — глухо крикнула она и метнулась в кусты…
Летчик и механик не стали её догонять. Они долго стояли рядом, боясь нарушить молчание. Первым не выдержал Савада:
— Права она. Будь проклята такая жизнь, когда люди убивают своих жен и детей! — Он рукавом вытер покрытый потом лоб.
Каждый думая о своем, они до вечера просидели около шалаша.
Наступила ночь, и снова утро.
…Савада открыл банку консервов. Они поели… Тщательно проверив оружие, патроны, вставили запалы в гранаты и двинулись на свой пост.
По дороге прошли два бронетранспортера, сопровождавшие небольшую колонну грузовиков. Потом снова надолго замерло всякое движение. Наконец вдали на дороге возникло небольшое облачко пыли. Шла одиночная машина.
