забраться по юбке куда-то вверх. Была решительно сброшена. А я пошла смотреть фильм.
Лой, ну сколько можно Гарри Поттера? Ну пять фильмов подряд — перебор! Ну я же скоро перестану разговаривать с тобой! — жалобно вскричал мой внутренний голос,
— ну давай хоть Симпсонов посмотрим, а? А еще лучше критику Добролюбова прочитаем! А? Иди в лес, я еще начну всю серию перечитывать, — злорадно ответила я, врубая «Пуск» на пятом фильме, — и фанфики начну писать, чего доброго. Да хоть обпишись, только не надо больше фильмов! — пошел на компромисс голос,
— Хочешь, на концерт пойдем? Давай узнаем, когда ближайший концерт Канунникова, и пойдем на него, а? Да если я захочу, я сегодня вечером на Кошку-Сашку пойду, — фыркнула я, нажимая паузу, — только зачем? Может, все фильмы пересмотреть заново? Ладно. Открывай ворд, будем фанфы катать, — решительно выдохнул голос, — только прекрати издеваться. Даже слэш? — коварно вопросила я, — Согласен? Даже слэш, — на автомате согласился голос, — А что это? Отлично! Кто будет первыми жертвами? Снэйпа с Сириусом уже заслэшэли, давай Гарри с Роном или Драко? Впрочем нет, — я задумалась, — Дамблдора с Хагрдом? Филча с Флитвиком? Нееет! Я вспомнил, что это! Только не слэш! — в ужасе взвыл голос.
Я молча нажала «пуск» на пятом фильме. Идиллия временно была восстановлена.
Спать я легла рано, не просидев за фильмом и получаса. В окна барабанил дождь, в комнате было холодно, но я лежала под теплым одеялом и мне было хорошо. До некоторых пор. Мне снилось море. Огромные величественные волны лениво облизывали даже на вид острую гальку, серое небо нависало над скалами, одиноко парила чайка. Символично. Я закрыла глаза и представила закат. Оранжевые и малиновые лучи окрашивают воду в карминово-красный цвет, солнечный диск опускается за горизонт, подсвечивая его всей палитрой красок. В небе мечется стая птиц.
— Придумай меня живым…
Я открыла глаза. Серые тучи, серые волны. Чайка в небе. На скале стоит фигура в черном, длинные волосы развеваются на ветру, полы плаща бьются в такт ветру.
Асси… — всхлипнула я, — не уходи.
Небо за его спиной алело. Свет резал глаза.
— Возьми мое пламя и сжалься, Кровавый бутон моих сил. Я умер, но ты не печалься — Я все тебе простил.
Постой, я сейчас заберусь к тебе, не уходи! — прокричала я, пытаясь перебороть поднявшийся ветер, — я все исправлю, дай мне шанс! Вампир медленно наклонился вперед и упал вниз. Вода алела.
Вскрикнув, я открыла глаза. Только сон. Это просто сон. За окном барабанил дождь, часы показывали ровно полночь. Кажется, Ас говорил, что родился именно в это время. С Днем Рождения, Асси… Только сейчас я обратила внимание на то, как неровно падает свет в комнате.
Перевела взгляд на окно… и трансформировала когти на руках ? на балконе кто-то стоял лицом ко мне. Тусклый свет с улицы обволакивал фигуру, длинные непослушные волосы, пиджак. Да быть не может. Я закрыла глаза, борясь с головокружением, а когда открыла, на балконе уже никого не было. Я, поежившись, вылезла из под одеяла и подошла к балконной двери. Никого. Пришло осознание того, что он все равно жив для меня. У него сегодня День Рождения и он пришел ко мне. Я села на пол и расплакалась. Так я поставила свою первую точку невозвращения.
Глава вторая «Мир зазеркалья»
Как чудесно после бессмысленной и беспощадной рабочей недели проснуться субботним ранним утром, лениво потянуться под одеялом, наслаждаясь предрассветными сумерками и затянутым в тучи небом, уютно закопаться поглубже в плед и одеяло от гуляющего по комнате ветра, высунув наружу только кончик носа и один глаз… Мне тепло, хорошо, нежно, я дышу свежайшим ледяным воздухом, покачиваюсь на волнах полудремы и ленивой неги, чувствую, как по мне медленно крадется маленький невесомый котенок, теплый, живой, тыкается носом мне в переносицу, трется щекой об мою щеку… Устраивается на плече, чтобы заснуть, и, сволочь, начинает громко-громко мурчать! Да, хорошо утро началось… Я, спихнув котенка на диван, вылезла из-под одеяла и мрачно пошла на балкон курить. Спать тоже очень хотелось, но курить почему-то еще больше. Странно, раньше я за собой такого не замечала… Оп-па. Тут кто-то был. Запах почти выветрился, и я точно не могла бы сказать, кто именно, даже если бы оказалась с ним рядом. Но запах был неживым. Либо вампир, либо нежить. И даже не знаю, что сейчас для меня лучше. 27 апреля мы привезли на полигон умирающего Ассилоха, которого Света безуспешно отпаивала своей кровью. Через пять минут после нашего возвращения на полигон ворвались Ассамиты, наглядно показав, что всякие храновские защитные заморочки — фигня против чуть не тысячелетних вампиров. К их чести, они никого не убили, а меня и Свету даже пальцем не тронули. С остальными, правда, так мягко не обошлись… Со мной они не рискнули даже переглядываться, было понятно, что я в их мыслях вызываю четкий диссонанс: с одной стороны, чуть не угробила одного из их лучших бойцов. С другой стороны, я под его защитой и вообще чуть ли не невеста. В общем, Ассилоха увезли, нее дав мне даже словом с ним перемолвиться. Он бился в каком-то полубреду и все звал Ризу, я же обнимала его и шептала 'Я все исправлю, слышишь, все исправлю'. Меня колотила крупная дрожь, невыносимо болела голова и путались мысли, но даже тогда я не могла представить, что больше никогда не увижу Асси.
На следующее утро мне позвонил его напарник и официально пригласил на похороны ассамита. Тот день я совсем не помню, кажется, после этого звонка у меня помутился рассудок, а после самих похорон и сама крыша поехала. Так вот с тех пор ассамиты меня в упор не замечали. Остальные вампиры немного сторонились — наемника в гроб загнала, черт ее знает, что еще учудит, но так не игнорировали. Однако, на контакты тоже не стремились. Теперь ясно, почему я так удивилась? Ну не мог никто ко мне прийти! А если пришел, значит, у меня начинается очередной виток проблем. Тему Ирдиса тогда никто даже не поднял. Волки по-тихому выбрали нового главу, что характерно, не его сына (видимо, подозревали, что недолго ему жить осталось — он был одним из убийц Кристиана), и до сих пор совсем не высовываются. А с главой они правильно поступили, да. Сын Ирдиса, абсолютное ничтожество в астрале, оказался настолько глупым, что высунулся в него через неделю после похорон Асси. Мне тогда, в общем-то, было все равно, кому и за что мстить, я не находила себя от боли и не была способна к рациональному мышлению. Хоронили его в закрытом гробу. Я проснулась в таком состоянии, что меня укатали сильнейшими психотропными средствами, вырубившими меня на трое суток. Глупые, сознание оборотня невозможно запереть в клетке его тела. С тех пор я перестала видеть сны. Сегодня я впервые за долгий срок вновь окунулась в причуды своего сознания. И даже не знаю, хорошо ли это. Больно видеть во сне дорогого человека, вдвойне больно осознавать, что в реальности ты никогда его не увидишь, не обнимешь, не почувствуешь запах его волос… И совсем невозможно видеть родные глаза, которые навсегда сияют лишь во сне по твоей вине. Ты виновата. Ты не смогла все понять и во всем разобраться. Ты послужила причиной его смерти. Ты его убила. Меня начали привлекать зеркала. Я начала видеть в них его отражение. Его глазами на меня смотрели случайные прохожие, его губы шептали мне по ночам что-то, что я не могла понять, его запах, казалось, пропитал собой всю эту осень. Я ходила по ночной Москве, слушая это дурацкое Полнолуние «В твоих руках», ходила по тем улицам, по которым мы вместе гуляли, садилась на те скамейки, на которых он меня обнимал и погружалась в забытье. Его черты лица повторял ручей, цвет воды в пруду являлся жалким подобием его глаз, а лучи закатного солнца не могли быть роднее цвета его губ. Случалось, я включала радио, и каждая строчка мало-мальской осмысленной песни казалась мне тайным посланием от него. Я колола пальцы и пером писала ему письма, окуная ручку в свою кровь. И сжигала, развеивая пепел на ветру, иногда сжигала прямо на ладони, и практически никогда не чувствовала боли, а ожоги сглаживались за час-два. Наверное, он не одобрил бы этого поведения, даже наверняка, но я ничего не могла с собой поделать. Я не контролировала себя. Когда-то давно-давно у меня появилась игра — проходя мимо вывески или витрины видеть свое отражение краем глаза и представлять, что его тоже кто-то видит, причем со зрителем я могла быть даже не знакома. Потом я представляла себе,
словно вижу чужие отражения. В зеркалах, витринах, стеклянных дверях, я слышу их запах, я вижу их
