Сказка о старом Туте и Сталине
Я расскажу вам сказку про нынешние времена, о старом Туте, о колхозном саде, о сыновьях Туты и Бетале Калмыкове и Сталине. Слушайте, молодые!
Тута был очень стар. Башня его лет упиралась в самое небо, и облака временами закрывали вершину ее: Тута стал забывать свои годы.
Он пешком дошел до горы нашего возраста и много силы потратил на этот путь. И пришел день, когда старый понял, что скоро ему надо спуститься в ущелье смерти.
Он жил у своих сыновей. Один сын его был председателем колхоза. Другой сын работал в партии. За ужином Тута знал уже все дневные дела колхоза. Ой, сколько их было! Они росли, как деревья. Первый сын сажал эти деревья, второй сын подстригал их, если они плохо росли. Ой, сколько дел знал Тута о своем колхозе!
Однажды утром смерть в первый раз напомнила Туте о себе. К нам, старикам, она стучится трижды, а на четвертый раз уводит за собой. Тута знал ее обычай, и утром родное село смотрело ему в спину.
Старый Эльбрус, наверное, смеялся, если только понял, за каким делом ушел старик из родного села.
Мудрый, как мудр тот, кто высоко забрался на гору времени, Тута пошел посмотреть родную землю. И он увидел не только хорошее, но и плохое.
И пошел старый Тута в Нальчик. Он пришел в каменный дом, на второй этаж, к Беталу, сыну Эдика Калмыкова.
— Где Бетал? — спросил Тута. — Я должен его видеть. Скажите Беталу, что его спрашивает старый Тута из маленького селения по большому делу.
— Входи скорей, Тута! — закричал Калмыков из-за двери. — Я всегда жду хорошего человека. Чего ты хочешь, Тута? Может быть, тебе плохо спать в новом доме? Может быть, тебя плохо кормят? Может быть, кто-нибудь посмел обидеть тебя?
— Валлаги[18] — сказал Тута. — Кто в Кабарде может обидеть честного человека?! Разве кто-нибудь хочет иметь тебя своим врагом? Разве кто-нибудь хочет иметь врагом всю Кабарду? Такой человек — сумасшедший.
— Если ты ничего не хочешь, пойдем тогда пить чай и говорить о хорошем.
— Не путай мне мысли, Бетал, — сказал Тута. — Я буду говорить о плохом.
— Я рад слышать о хорошем, — ответил Бетал, — ко я рад слышать и о плохом.
— Ты, Бетал, говоришь загадками. Моя старая голова не понимает их.
— Какая тут загадка? Плохое станет хорошим и вернется к нам радостью. Если ты за этим пришел, говори мне о плохом, говори больше.
Большой аппарат загремел, зазвенел на столе Бетала.
— Тише! — крикнул Бетал.
И голос его, наверное, слышала вся Кабарда. Звонил из холодной Москвы сам Сталин.
Ой, как уважает Бетал Сталина! Он говорил стоя, как юноша стоит перед отцом и начальником.
Ой, как уважает Сталин Бетала! Он говорил ему только веселое, и Бетал все время смеялся.
— Меня вызывают соревноваться, Сталин, — сказал Бетал. — Начальник из другой области предлагает мне соревноваться.
— У тебя ударников, сколько звезд на небе, — сказал Сталин. — Получай орден, потому что ты достоин его.
— Благодарю за орден, — сказал Бетал. — Я отдам его всем колхозникам.
— Скажи Сталину, — подсказал Тута, который здесь не молчал, — что старики будут носить кусочки этого ордена в своем сердце. Бетал передал эти слова Сталину.
— Поблагодари мудрых стариков Кабарды, — сказал Сталин.
И старый Тута поклонился черной трубке и снял шапку.
Но какой он был беспокойный, этот Тута! Он опять стал говорить о плохом. Он положил перед собой большой лист бумаги и как будто писал, выкладывая все плохое из уголков своей памяти.
Угрюм и скучен стал Бетал. Он не стал пить чай, он не стал кушать, он надел свою короткую шубу, сел на свою машину-ветер и поехал по селениям. Ничего не успел сделать Тута.
Машина умчалась, а Тута кричал:
— Бетал, не надо себя беспокоить. Завтра все сделаешь. Попей чаю, Бетал, покушай, выспись.
Но разве может кто-нибудь остановить Бетала, если он куда-нибудь пошел? Нет в Кабарде такого человека.
Тута сел в кабинете Бетала и в сердце своем пожалел начальников тех селений.
— Ой, я не стану пить с вами чаю, — сказал им Бегал. — Валлаги, этот чай будет горьким!
Сидит Тута в кабинете и смотрит на драгоценные камни, что стоят у стены под стеклом, и вдруг опять загремел, зазвенел черный аппарат на столе Бетала.
Старый Тута снял шапку, встал и приложил черную трубку к своему уху:
— Я слушаю тебя, Сталин, — сказал он в трубку.
— Откуда ты знаешь, что это я говорю? — раздался из трубки голос, который молодит старые души и одевает теплою буркой холодное человеческое сердце.
— Я знаю, что это ты говоришь, потому что кто же другой не спит ночью в холодной Москве, кто смотрит за всеми, за всех беспокоится, кто смотрит ночью зз путником, чтобы не сбиться с дороги, кто через ночь видит, какою встанет заря?
— Старый Тута, ты никогда не был льстивым. Благодарю тебя за доброе мнение обо мне. Не я один думаю о дороге, твои сыновья тоже о ней думают, и ты, Тута, тоже смотришь за ней. Но ты не все плохое рассказал Беталу. У вас еще есть золотушные дети, еще чесотка мучит людей, еще не все овцы собрались в коши, еще мало у вас красавцев-коней, еще земля ье раскрыла вам всех секретов своего плодородия, еще не выросла молодежь.
— Ты мудр и прав, великий Сталин, — сказал Тута.
— Так не сиди же, Тута, в кабинете. Иди на поля, иди по селениям и рассказывай все, что ты думаешь. Не давай начальникам долго спать под теплым одеялом, не давай им кататься на красивых конях. Надо еще много работать. Надо успеть, чтобы с вершины своей старости ты увидел землю такой прекрасной, когда людям уже незачем будет умирать.
И пошел Тута по аулам.
Я, кто рассказывает вам эту сказку, и вы, мои слушатели, мы не можем поспеть за ветром-машиной Бетала. Я не знаю, что он делал в селениях. Но он вернулся к себе в Нальчик и, как вылез из машины-ветер, сразу сказал:
— Найдите мне сейчас же того старика, Туту. Я хочу ему сказать, что все, что было плохим, стало хорошим. Я хочу еще раз попить с ним чаю, как с умным человеком.
Все поехали искать Туту, но смерть, которая не имеет над собой начальников, уже позвала его к себе.
Тогда. Калмыков опять сел на свою машину-ветер и поехал к Туте на кладбище.
— Ты лежишь, Тута, — сказал Бетал, — а я стою, и лицо твое закрыто землей, но пускай оно там, под землей, улыбнется мне. Я сделал все, что ты посоветовал мне. Лежи спокойно, дорогой Тута, — сказал Бетал и запел русскую песню, что пели, когда умер Ленин. Но слова он пел другие. Бетал пел так:
