— И вы не боялись рисковать информацией? А если бы засада не удалась?
— Засада была развернута еще за сутки до неудачного десанта. Прежде всего – для того, чтобы поймать вас, если вы сбежите сразу после начала налета. Так что я точно знал, что она на месте. Ну а в крайнем случае – я бы освободился по дороге, ликвидировал вас и ушел бы. Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей квалификации как диверсанта?
'Гнида фашистская! Обвел меня вокруг пальца, как мальчишку! Заинтриговал так, что у меня не возникло и мысли не взять его с собой. И что теперь делать? Готовиться к допросам в гестапо, блин!' — Андрей зло сплюнул на землю.
— Чего мы ждем? — осведомился он.
— Ночи, — немец не находил нужным скрывать свои планы. — Вы слишком ценный кадр, чтобы прорываться с вами через линию фронта. Тем более, что там сейчас такая ситуация, что можно – как у вас это говориться? Попасть под раздачу? И от ваших и от наших. Поэтому ночью придет самолет.
Часов в одиннадцать ночи на ровное пустынное поле, ориентируясь на подаваемые диверсантами с помощью фонариков сигналы, сел легкий самолетик, в котором Андрей без труда опознал штабной 'Шторьх'. Мест в нем было всего три, включая пилотское. А точнее – два с половиной. За расположенными в ряд двумя сидениями оставалось пустое пространство, предназначенное для всяких грузов. Туда-то и запихнули Андрея, со связанными руками и ногами. Вейсе занял заднее сидение и самолет, скакнув по кочкам, легко оторвался от земли и взял курс на запад.
Но Фортуна, как оказалось, вертелась сегодня как белка в колесе, поворачиваясь к своим 'клиентам' то одной, то другой стороной. Минут через пять после взлета немецкого пилота угораздило пролететь над расположением какой-то советской части, не указанной на его карте. Летящий на высоте ста метров самолетик вдруг попал в световой столб от мощного прожектора и почти сразу около него пронеслись трассы пулеметных очередей. Летчик вильнул вправо, пытаясь выйти из луча, и сам напоролся на одну из очередей. Правая сторона кабины вспухла пулевыми пробоинами, по продырявленному плексигласу остекления побежали трещины. Цепочка пробоин, пробежавшись по двери кабины, уперлась в кресло пилота. Тот заорал, перекрывая шум двигателя. Вейсе громко выругался. Самолет стал дерганно снижаться. Андрей зажмурился – посадка ночью, вслепую, с раненным пилотом не сулила ничего хорошего.
Удар, еще удар, рывок – и самолет замер. Воронов открыл глаза. Как ни странно, он был жив, цел и даже машина выглядела неповрежденной. Легендарный 'Шторьх', с великолепными амортизаторами шасси и способностью сесть на любом пятачке, не подвел и на этот раз.
Вейсе пинком открыл дверь и вытащил летчика из кабины. Склонившись над потерявшим сознание после посадки пилотом, он опять выругался. Помочь тому было уже нельзя. Оберст-лейтенант осмотрелся вокруг и выругался в третий раз – до расположения злополучной советской части было километра два, а луч прожектора сопровождал самолет почти до самой посадки. Значит, минут через десять-пятнадцать здесь будут русские солдаты. Вейсе выволок спеленутого Андрея и уложил его рядом с пилотом.
— Боюсь, герр Воронов, нам с вами все-таки придется расстаться, — печально проговорил он, вытаскивая из кобуры пистолет.
'Вот и все! Как глупо! И абсолютно ничего нельзя сделать! Хотя…'
— Оберст-лейтенант, подождите! — прохрипел, волнуясь, Андрей. — Есть выход!
Вейсе удивленно поднял брови:
— И какой же?
— Я могу пилотировать самолет! Я же летчик!
Немец на несколько секунд замер, взвешивая все за и против:
— Вы уверены, что справитесь?
— Абсолютно! 'Шторьх' – простой самолет, — на самом деле Андрей совсем не был уверен, что совладает с управлением незнакомым самолетом, да еще и ночью. Опыта ночных полетов у него не было.
— Хорошо! Но учтите – если вы попробуете отклониться от курса…, — Вейсе недвусмысленно покачал пистолетом. — Короче, без фокусов!
— Не будет! — пообещал Воронов. — Я жить хочу.
Разминая затекшие конечности, он быстро, с помощью фонарика, осмотрел самолет. Ничего важного повреждено не было, все пули пришлись только по передней части кабины. Сел в кабину, осмотрелся. Все действительно было просто. Немногочисленные приборы вопросов не вызывали. Двигатель погибший пилот после посадки не выключил, так что можно было сразу взлетать. Вейсе, держа пистолет в руках, устроился сзади. Андрей плавно дал газ и уже через несколько секунд самолетик вспорхнул в небо.
— Поднимемся повыше, — предложил Воронов.
— Хорошо, — согласился немец, изучая карту.
Набирая высоту, Андрей лихорадочно искал выход из ситуации. Как переиграть этого матерого диверсанта? Отклонений от курса тот не допустит. Выбить пистолет? Как? Да и чем это поможет?
— Курс сто десять, — приказал оберст-лейтенант. Воронов послушно выполнил команду. Десять минут полета в этом направлении – и они будут над вражеской территорией.
— Вейсе! — проорал Андрей, перекрикивая шум двигателя. — Что написано на этой табличке?
Он указал на небольшую металлическую пластинку, укрепленную в правой нижней части приборной панели. Немец, отстегнув ремни, протиснулся вперед справа от пилотского кресла, вдоль двери кабины со сломанным пулей, как заметил Воронов, замком. Поэтому дверь плотно не закрывалась, постукивая в набегающем потоке воздуха. Оберст-лейтенант склонился к табличке, подсвечивая себе фонариком, но не забыв второй рукой приставить пистолет к затылку пленника. 'Ну, была-не была, другого шанса не будет!' — Андрей резко, насколько мог, двинул ручку управления вправо, одновременно со всей силы пихая немца правым же локтем. Непривычный к таким маневрам самолетик, тем не менее, стал послушно поворачиваться правым боком к земле. Грохнул выстрел – рефлексы диверсанта сработали мгновенно, но инерция сделала свое дело: дуло пистолета немного сместилось и пуля лишь пробила крышу кабины над головой Воронова. В тот же момент, ускоренный пинком и силой тяжести Вейсе навалился на дверь, и ее разбитый замок не выдержал. Она распахнулась и немец, вывалившись, исчез в темноте ночи. Все произошло за секунду и Андрей только успел заметить блеснувшие в отсвете лампочек приборной панели расширенные от ужаса зрачки врага.
— Секунд десять у тебя есть, чтобы подумать о превратностях судьбы! — торжествующе заорал Воронов, возвращая самолет в горизонтальное положение. Но не предназначенная для таких издевательств транспортная машина, видимо, обидевшись, потеряла скорость и сорвалась в штопор.
— Бли-ин! — Андрей даже на секунду растерялся. Штопор на незнакомой машине, ночью! А высоты всего около пятисот метров!
'Спокойно!' — сказал он сам себе. 'Все самолеты выводятся из штопора примерно тем же способом! Так, ручку в нейтраль, педаль – против вращения самолета. Ждем…'
Сделав два витка, 'Шторьх' неохотно прекратил вращение, устремившись носом к земле. Воронов, сдерживая себя от резких движений, аккуратно потянул ручку на себя, выходя из пикирования. Хватит ли высоты? В нижней точке гигантской дуги затаившему дыхание Андрею показалось, что по днищу самолета хлестнули верхушки деревьев. Машина перешла в набор высоты и он, наконец, перевел дух. 'Неужели получилось?!!' — начал осознавать Воронов последние события. Развернулся на обратный курс. Теперь оставалось только найти в темноте безопасное место для посадки…
Андрей расслабленно валялся на диване. Наконец-то покой, после сумасшедшего напряжения последнего месяца. Столько событий уместилось в эти четыре несчастные недели…
…В Москву он добрался через два дня после той безумной ночи. Сталин уже успел поставить на уши все спецслужбы, поэтому очень удивился, когда Воронов, прямо с аэродрома, в грязной порванной форме неожиданно явился в Кремль. Потом он долго сидел с Берией, вспоминая все подробности услышанного от покойного оберст-лейтенанта. Надо было постараться отделить ложные факты, подсунутые хитроумным немцем, от правды, часть которой тот был вынужден упомянуть. Очень помогло то, что Андрей вспомнил, где и когда могла быть сделана та фотография на листке у Вейса. Теперь можно было попытаться определить примерный круг причастных лиц.
На время расследования Сталин категорически запретил Воронову выходить из бункера Ставки, где
