— Хорошо — я. Что я осмотрю место преступления подробнее, что обращу внимание на несоответствие обликов девицы, виденной с Финком, и той, что убита, что я обращу внимание на слова самого арестованного, в конце концов. Кто-то хотел, чтобы Друденхаус вмешался в дело и — доказал непричастность предполагаемого убийцы.
— Довольно сложно, — заметил Керн, поморщившись, точно от боли. — Много допущений. Не заметь ты этого ножа в куче мусора, не прими тебя твои приятели в «Кревинкеле», не приди в голову Вернеру Хаупту призвать тебя на помощь, наконец…
— Ведь приманивают Инквизицию, Вальтер, а не провинциального дознавателя от местного деревенского старосты. Все и должно быть сложно.
— Приманивают? Для чего? К чему все это? Что им… кто бы они ни были… от нас нужно?
— Не знаю.
— Предположения? — мрачно уточнил Керн; он вздохнул.
— Да. Предположения есть. При моем первом деле внимание следователя Конгрегации было привлечено для того, чтобы в ходе расследования и сам следователь, и Конгрегация вообще были опорочены, и лишь чудом удалось свести все к небольшому скандалу и слухам, а не громкому суду государственной значимости.
— Не скромничай. «Чудом»…
— Не это важно, — отмахнулся Курт раздраженно. — Важно иное. Думаю, я не выдам ничего тайного, ибо каждый из нас знает, пусть это и не принято произносить вслух, что против Конгрегации началась война. И каждый знает, кем она начата.
— Интересно, — с невеселой издевкой осведомился Бруно, — а насколько легальной станет германская Инквизиция, если у Папы хватит наглости попросту в открытую отлучить ее и признать еретической?
— Вот посиди и поразмышляй над этим, — недовольно посоветовал Ланц, — может, тогда хоть минуту помолчишь.
— Итак, — продолжил Курт нетерпеливо, — в свете всего этого могу предположить, что и сейчас происходит то же самое. Вторая дельная мысль, высказанная теперь уже Финком — мысль о том, что именно стоящие надо мною знают не просто о том, кто я и кто он, но и о том, что мы снова в приятельственных отношениях. Складывается все сказанное мной в следующую картину: используя Финка, используя меня, некто снова пытается скомпрометировать Конгрегацию. Заметьте, кто убит: убита дочь одного из самых преуспевающих дельцов Кельна, убит сын бюргермайстера. Кроме того, что торговая жизнь на некоторое время нарушена (какая тут торговля, когда на твоем собственном льду лежит твой ребенок?), что Хальтер теперь потеряет голову, и делами города заниматься прекратит вовсе… это — помимо того, что придется приложить немалые усилия к тому, чтоб не позволить ему наломать дров… Так вот, кроме всего этого — у нас нет ничего, нет улик, нет нитей, нет следов, ведущих к истинному убийце. Иными словами, мы взвалили на себя расследование, которое не сможем завершить, вырвав при этом из рук светских единственного, на ком можно было бы хотя бы сорвать зло. Со стороны это выглядит так: мы вмешались в дело, и — город беднеет, порядка нет, in optimum[36] — город разваливается, и виноваты в этом мы. И придется вновь исправить меня: не «мы», а «я». Если бы меня здесь не было, этот план не удался бы.
— Absiste[37], - вновь покривил сухие губы Керн. — Если ты прав, если все и впрямь обстоит так — они все равно нашли бы способ подставить Друденхаус, не так — то иначе.
—
— Похожая на правду, Гессе, вот что настораживает.
— Признаюсь, мне было б много легче, — вздохнул он тоскливо, — если б вы снова на меня наорали и разнесли б мою гипотезу в пыль. Если б выдвинули свою — пусть и абсолютно бредовую по моему мнению, если б Дитрих или Густав возразили мне и указали на явные или мнимые ошибки и нестыковки… если б Бруно опять начал глумиться и спорить…
— Да на тебя не угодишь, — устало улыбнулся Керн. — В чем дело? Ты действительно сомневаешься в собственных словах, или же тебе попросту не хочется, чтобы они оказались правдой, и ты изыскиваешь любые тому доказательства?
— Почему не убить самого Штока? — спросил он тихо, и Керн согнал с лица улыбку. — Так ввергнуть экономику Кельна пусть во временный, но stupor, было бы проще. Почему не заварить кашу посерьезнее — почему не прикончить бюргермайстера? Всем известно, как он благосклонен к Друденхаусу. Да, есть надежда, что, лишившись сына и не дождавшись от нас результата в расследовании, он несколько к нам охладеет… однако же, не проще ли было бы убрать его? Тогда было бы все — и шумиха, и избавление нас от столь полезного союзника, и ропот среди горожан.
— Убиты дети, — возразил Ланц убежденно. — И не просто зарезаны или удушены, абориген; дети убиты с такой жестокостью, каковая и в убийствах взрослых не часто замечена. Полагаешь, не повод роптать на наше бессилие?
— Почему именно дети, не их родители?
— Потому что нераскрытое дело с убитыми
— Вот теперь, Вальтер, я чувствую себя лучше: со мною спорят.
— Не согласен? — вскинул брови тот, и Курт пожал плечами.
— Мне нечего возразить — вот что главное. Но думать об этом буду.
— Так или иначе, версия выглядит весьма правдоподобной, — вмешался Райзе уверенно. — И если мы решим развивать именно ее, следует подумать о том, как и от кого информация о связи академиста с ворьем Кельна просочилась к
— Если принять вашу версию… — Бруно встретил направленные на него недовольные взгляды стоически, вскинув голову и распрямившись, и продолжил уже тверже: — Всего лишь хотел заметить, что это — formulatio falsa[38]. Если принять вашу версию, никуда она не просачивалась — просто обладающий этой информацией сам и является участником этих преступлений.
— Как ни назови, — раздраженно кивнул тот, — это дела не меняет. Смысл остается прежним: необходимо отыскать обладающего этими сведениями и…
— И все равно, — оборвал его Курт, — остается тот, кто связан со старыми кварталами напрямую, кому известны подробности их жизни, кто знает, где собираются подобные Финку личности и главное — где с надежностью можно найти его самого. Наши подозрения не отменяют того факта, что в этом деле все же замешан некто из кельнского дна. Если еще можно поспорить о том, в самом ли деле имеется в этом случае факт предательства со стороны Конгрегации, то участие близкого к Финку человека сомнению не подлежит.
— Да брось, — поморщился Бруно почти брезгливо, пренебрежительно фыркнув, точно кот, окунувший морду в корзину с пухом. — Такие ли уж тайны?
— Такие, — возразил он уверенно. — Даже (прошу прощения, что в третьем лице) Вальтер не знал о самом существовании «Кревинкеля», не говоря уже о названии или о том, кого там возможно увидеть. И если моя версия верна, то нам следует призадуматься над тем, что Конгрегация до сей поры не имеет в своих союзниках агентов среди преступных низов, в то время как у наших противников они есть. Что удручает.
— Собственно говоря, — вновь заговорил Бруно нерешительно, — наличие малефиков всех мастей в этом… сообществе есть факт; лишь припомнить, сколько рассказано было путешествующими купцами и охраной обозов о том, как их ограбили с применением странных методов, или же обычными горожанами о том, как к ним подходили спросить дорогу — и после они обнаруживали себя на окраине города с пустой головой и кошельком… Не думаю, что каждый из этих рассказов выдуман.
— Не выдуман, ты прав, — согласился Курт, — эти ребята быстро сообразили, как поправлять свои дела. Однако обыкновенные преступники и наши подозреваемые — они разного поля ягоды. Размах
