раздумывая, следует ли ему и теперь пройти раньше, указывая путь, либо же пропустить майстера инквизитора вперед; наконец, вероятно, решив, что в данной ситуации это несколько двусмысленно, все же вошел первым, но продолжал придерживать тяжелую створку, давая войти гостю. Курт прошагал неспешно, продолжая осматриваться; помимо желания составить себе мнение о хозяине замка и властвующих здесь порядках, он не мог преодолеть и чистейшего человечьего любопытства, впервой видя изнутри то, на что не раз любовался извне. Однако, к его разочарованию, многого увидеть не довелось: основное помещение главной башни таилось за очередной тяжелой дверью, наглухо закрытой и, быть может, даже запертой. Капитан провел его по внешнему коридору мимо лестницы, уходящей на второй этаж, мимо нескольких дверей, одна из которых была другой дверью в хозяйственный двор, и, наконец, остановился у потемневшей от времени створы с медной ручкой, отполированной ладонями и как-то даже неприлично блестящей на фоне всеобщей неприглядности.
— Прошу вас, майстер Гессе, — произнес он, на сей раз пропуская его вперед. — Это мое жилище, здесь можно говорить.
А в других комнатах, получается, нельзя, подумал Курт, входя. Интересно…
Гостя Мейфарт посадил на единственный в комнате табурет, весящий, наверное, больше самого Курта, а сам присел на край узкой лежанки у противоположной стены; свет из единственного маленького окошка падал на стол между ними, оставляя лицо капитана в полутени, что мешало видеть его и раздражало до чрезвычайности.
Усаживаясь, Курт рассматривал обстановку маленькой комнатки; собственно, рассматривать было нечего — голые стены, в которых зимой наверняка холодно, как в сугробе, уже упомянутые табурет и стол, накрытая тощей постелью лежанка у стены и одежный сундук, на крышку которого была установлена какая-то плошка, расточающая слабый запах вареной пищи — кажется, майстер инквизитор оторвал капитана от обеда.
— Я весь к вашим услугам, — сказал Мейфарт, глядя на пришельца с равнодушным выжиданием. — Чем я могу помочь?
Курт кашлянул, усевшись поудобнее и пожалев, что в самом деле не записал нужных вопросов; может, это выглядело бы не слишком представительно, но зато было бы надежнее.
— Судя по поведению привратника, — начал он, стараясь говорить ровно, — можно понять, что все здесь уже знают, зачем я прибыл сюда. Это так, капитан?
Тот кивнул, не скрывая недовольства; одно утешало — все эмоции Мейфарта были у него на лице, что во многом упрощало дело.
— Да, не скрою, майстер Гессе, ваш приезд живейшим образом обсуждается среди моих людей со вчерашнего вечера. Как мне сказали, вы допрашивали Бруно по поводу найденных мной погибших; вот уж не мыслил, что Инквизицию могла заинтересовать смерть двух крестьян от лап зверя.
— Зубов, — поправил Курт, отметив про себя, что капитан действительно сильно отстал от жизни — в последние пару десятилетий упомянутое им ведомство все больше называли именно Конгрегацией; сознательный ход ее представителей, призванный выветрить из памяти людей неприятные сопоставления, связанные с привычным всем наименованием.
— Пусть зубов, — пожал плечами Мейфарт. — А все ж я не вижу в этом ничего неестественного.
«Вам и не положено» — чуть не сказал Курт, однако предпочел промолчать; с этим человеком надо говорить не так.
— Вы обнаружили тела? — спросил он только.
— Да; думаю, Бруно вам уже рассказал все, навряд ли я смогу прибавить что-то значимое.
— Позвольте об этом судить мне, — мягко попросил Курт, решив, что все же слишком большой воли в этой беседе капитану давать не следует. — Как это произошло?
Мейфарт кивнул, отмечая, что вопрос понял и приступает к ответу, и заговорил как человек, давно этот ответ продумавший на случай необходимости и даже выучивший — так говорил сам Курт, отвечая урок по литературе.
— Время от времени я появляюсь в Таннендорфе — видите ли, замок в некотором запустении, как вы могли заметить; вам наверняка уже рассказали, что за несчастье постигло этот дом… Заниматься хозяйством некому, и единственная провизия — та, что поступает от крестьян. Я занимаюсь здесь многим, включая некоторые обязанности управляющего в меру сил, и в тот день я собирался говорить со старостой. Поскольку была жара, я свернул с дороги в подлесок, в тень, а после решил вовсе срезать путь по прямой, сквозь часть леса к востоку от замка. Там я их и увидел.
Мейфарт умолк, и Курт, не дождавшись продолжения, поторопил:
— Дальше.
— Дальше? — с некоторым удивлением откликнулся тот. — Что же дальше? Тела забрали… остальное меня не касалось, и я об этом вам ничего сказать не могу.
— Понимаю. Я говорю о другом. После, как вы увидели их там, в лесу, что вы сделали?
— Ах, вот вы о чем. Провел осмотр места, самих трупов…
— И вывели, что это рысь. Так?
Мейфарт кивнул, глядя немного в сторону, насколько можно было увидеть сквозь тень, падающую на его лицо.
— Ну конечно, а кому же еще быть. У нас их здесь много в последнее время.
— А волки?
— Что? — кажется, капитан был некоторым образом растерян, и Курт повторил:
— Волки. Здесь есть волки?
— Конечно… В прошлое время их было всего ничего, а сейчас отстреливать некому, посему…
— Тогда из чего вы сделали вывод, что — рысь?
Теперь он ответил незамедлительно — не задумываясь, снова все с той же интонацией приготовившего урок ученика:
— Слишком небольшая рана. Не волчьи челюсти. Опасаетесь вервольфа?
— Нет, — не удержав улыбки, качнул головой Курт. — После тех чаще и осматривать-то бывает, что нечего — так, в мешок собрать только… Кстати сказать, капитан, меня смущают две вещи: во-первых, Бруно говорил мне, что на телах не было повреждений. Никаких, кроме только тех самых ран на шее. Вы ведь не хуже меня знаете, как кошка управляется с добычей; вам не кажется странным, что рысь, загрызши двоих, ни на одном из них не оставила ни царапины?
Мейфарт передернул плечами, скосив взгляд в угол за левым плечом Курта, помолчал; кажется, этого вопроса он не ждал.
— Не знаю, майстер Гессе, — ответил он, наконец. — Может… Знаете, эти двое все-таки были довольно здоровыми мужиками, вполне хватило бы на то, чтобы не дать ей размахивать лапами.
Курт ничего не сказал в ответ, глядя в лицо капитану и никак не успевая перехватить его взгляд; сейчас тот уже не был так спокойно уверен, как всего только минуту назад. Не надо было владеть сверх меры великим умом, чтобы понять, что он измышляет объяснения на ходу, при том объяснения не слишком убедительные.
Хотя, это могло и не говорить ни о чем крамольном. Могло быть так: капитан замковой стражи, обремененный обязанностями управляющего, призревающий за полусумасшедшим хозяином, решил не вешать на свою шею еще и подробное расследование смерти каких-то крестьян. Выдав первое заключение, пришедшее ему в голову, скинул прочие заботы на священника и нанятого им бродягу и зажил прежней невеселой жизнью. А сейчас, когда содеявшимся заинтересовалась Конгрегация, он испугался, но не потому, что виноват либо же умышленно скрывает что-то, а просто вообразил себе, как зададут ему вопрос: если вам самому, капитан, представились странными обстоятельства этого случая, то почему же вы не обратились к нам сами?..
Что он может ответить…
Задать ли ему этот вопрос? Что тогда будет? Он испугается еще больше, и это полбеды, если Мейфарт и в самом деле ни в чем не повинен; но если он утаивает что-то, если умалчивает — тогда Курт не добьется ничего, кроме бездны запутанной, лживой и никчемной информации, после чего придется быть последовательным и капитана арестовывать. Тогда дело запутается еще больше. Наверное, лучше всего будет изобразить пока дознавателя не слишком умного или не слишком рьяного — пусть это решает сам
