подперла голову. Прицел был обычным, дневным, и он был вынужден целиться через монокуляр на каске, видно было предельно хреново — но бегущих мужиков он видел. До них уже был как минимум километр.
Палец потянул спуск.
Спуск был непривычно легким, он «оборвался» почти сразу, винтовка лягнулась в плечо, громко бухнула — он не знал, под какой патрон винтовка, но явно не меньше 300 WinMag. В прицел было еле видно, как пуля ударила в землю, выбив из нее фонтан.
Ниже и левее. Хорошо хоть не выше, тогда бы пуля просто улетела незнамо куда.
Не трогая маховики прицела, а просто взяв поправку, благо сетка была стандартная, mil-dot, майор попытался передернуть затвор — но затвор не поворачивался. Не поворачивался, и все, а мужики то ли не поняли, что по ним стреляют, то ли еще что — они просто прибавили ходу.
— Твою мать!
Крепкое ругательство и рывок затвора помогли — оказывается, он здесь просто отводился назад, без поворота. Новый выстрел — и снова промах. Теперь те, кто бежал, уже поняли, что дело дрянь, но сделать ничего не успели. Третьим выстрелом майор попал одному из беглецов прямо в спину — его подбросило, как в кино, он упал с разбега и закувыркался под гору на осыпи, сбив с ног и второго.
Второй сделал ошибку — вместо того чтобы бежать, как зайцу, стремясь как можно быстрее разорвать расстояние между собой и снайпером, вместо того чтобы кувыркаться по скальной осыпи, пусть весь изобьешься, может, даже изломаешься, но останешься жив, — он залег за трупом своего сотоварища и попытался вести огонь в ответ. Четвертым выстрелом майор снова промахнулся, пятым, шестым и седьмым попал. Стрельбы с того места, где валялся баул и лежали двое, — больше не было…
Болела голова. Сильно. Отчего-то саднило глаза.
— Бульдог-четыре всем Бульдогам, доложить обстановку…
— Отель-Квебек-три всем станциям, тишина на линии, Бульдог-четыре, доложите обстановку. Вопрос — что у вас произошло?!
В голосе оператора в штабе проскальзывала паника.
— Отель-Квебек-три, танго обстреляли нас и пошли на прорыв, вынужден был вступить в бой. Остатки живой силы противника блокированы в кишлаке, группы приступили к зачистке.
— Бульдог-четыре, вы слышите меня? Бульдог-четыре, доложите потери, прием!
— Потери доложить не могу, Отель-Квебек-три. Перекличка еще не проводилась, группам поставлена задача по зачистке. По окончании выйду на связь с окончательным докладом, прием.
— Принято, Бульдог-четыре, мы приняли решение о вашей эвакуации, вертолет будет через двадцать. — Майк, просим обозначить площадку.
— Отель-Квебек-три — принято.
Сменив магазин в своей штатной винтовке, — это надо делать всякий раз, когда представляется возможность, а не когда закончатся патроны, — взяв под мышку вторую, трофейную винтовку, майор начал осторожно спускаться вниз, к кишлаку.
Две машины, стоящие у одного из домов, были изрешечены, но не взорвались, машина с ДШК сгорела, ее никто не тушил, и сейчас она просто исходила дымом. Стрелять уже никто не стрелял, все просто продвигались к центру кишлака.
Майор вышел группам зачистки в тыл, двое вскинули автоматы, но тут же убедились, что перед ними свой. У каждого из них на форме была специальная отметка, ее можно было закрыть накладным карманом или открыть. Отметка хорошо была видна в прибор ночного видения.
— Сэр…
— Отставить. Продвигаемся дальше.
Вместе они прошли до тех домов, откуда выехала машина и откуда в них стреляли. Здесь же рядом торчали две расстрелянные машины, майор взглянул на них, и неприятное чувство ворохнулось в душе. Два новеньких «Мицубиси Л-200», одна из тех марок машин, которые закупают команды по реконструкции, правительственные структуры, полиция. Эта, потом индонезийский «Форд» и индонезийская же «Тойота», простые, достаточно современные и дешевые машины, в самый раз для Афганистана.
Неужели это полицейские? Неужели они уничтожили полицейских? О чем тогда докладывала группа по реконструкции? Неужели перепутали?
Обменявшись условными сигналами на пальцах, они ввалились в раскрытые настежь ворота, из которых выехала машина.
Еще хлеще! «Форд Икскершн», стоит, занимая половину немаленького двора! Пресвятой Бог! Такие машины есть только у частных охранников, их больше не выпускают, но для Ирака и Афганистана, для частных охранных структур они подходят как нельзя лучше.
Окна закрыты. Там внутри продолжает гореть свет, дверь тоже закрыта.
Майор достал пистолет, показал афганцам пальцами — иду первым. Те согласно кивнули, пристроились за ним.
Пинок по двери ногой, это надо уметь, ты сам должен стоять не перед дверью, чтобы принять пули и осколки растяжки, если таковая там имеется, а за стенкой, а бить ногой надо примерно так, как лягает назад лошадь. Взрыва нет, пуль нет, быстро внутрь. Пистолет в руках, красная точка лазерного прицела скользит по стенам, по полу.
— Дреш! Фаери мекунам![21]
Любой афганец знает эту команду и знает, что при ее подаче надо падать на землю и лежать во избежание более крупных неприятностей.
Самое плохое — в афганском доме нет дверей, но есть что-то вроде занавесок, через которые не видно, что происходит в соседней комнате, но выстрелить или бросить гранату они вполне даже позволяют.
Следующая комната. В куче какого-то тряпья, в углу — женщины, дети, много детей, — здесь в каждом богатом доме несколько женщин и много детей.
Майор отступил в комнату, афганцы прорвались в нее, взяли кучу-малу на прицел. Ненависть в глазах — и с той, и с другой стороны. Каждый американский солдат знал, что здесь нет ни женщин, ни детей, а есть рабы Аллаха, каждому из которых может вздуматься срочно встретиться со своим господином. В третьем году, еще в самом начале, погиб американский спецназовец Натаниэль Чэпмен, его убил двенадцатилетний пацан, к которому тот повернулся спиной, не видя в нем опасности. Вот и тут… из этой куча-мала может в любой момент выкатиться граната. Им наплевать… нынешнюю скотскую жизнь они с радостью променяют на рай, в который гарантированно попадает каждый шахид.
Интересно только — на хрена будут нужны двенадцатилетнему пацану семьдесят две девственницы? Или все же найдет применение?
Лестница на второй этаж в доме была деревянной, что лишний раз подчеркивало его зажиточность. Майор тщательно осмотрел ее, потом с зеркальцем в одной руке и пистолетом в другой начал подниматься наверх.
Осторожно просунул зеркальце, повел, осматриваясь, — никого.
Наверху были две большие комнаты, видимо, мужские. Вообще дом был редким для Афганистана, афганцы почти никогда не строят больше чем в один этаж, даже в самых богатых домах можно встретить земляные полы. Ни в одной из комнат никого нет, одна пуста, с мебелью и даже телевизором. Вторая — большой стол, на столе ноутбук, современный, в исполнении «Heavy Duty», для тяжелой работы, то есть противоударный и водоустойчивый, но не армейского исполнения, гражданский. На черном экране — бесконечное звездное небо, летящие навстречу звезды. Майор не рискнул трогать ноутбук — может быть заминирован. Чуть в стороне на столе какие-то бумаги, он мельком глянул — и выругался. Карты! Штабные карты, твою мать, со схемами прикрытия, с минными полями! Ублюдки, в бога душу, даже если он сейчас перебил американцев, — он сделал это совершенно правильно. Это не что иное, как сделка с мусликами! Кто-то решил сдать им карты прикрытия объектов по всей провинции.
Дальше лежал, видимо, брошенный второпях автомат Калашникова, точно такой, какой используют частные охранные структуры в Афганистане, болгарский, с передней рукояткой, фонарем и коллиматорным прицелом, закрепленным «по-скаутски». Майор машинально взял автомат, повесил себе за спину — что-то
