здесь за вилку, в кусок мяса, потянул его в рот, тщательно следя, чтобы не капнуть жиром. — Его отдать, в общем, надо.
— Отдать? — хохотнул казак. — А ху-ху не хо-хо?
— Ваня, если не умеешь себя вести — вон из-за стола! — сказал седой.
— Молчу, молчу… — Казак снова принялся грызть мясо с шампура, генерала здесь уважали, и не за слова — за дела.
— Что значит — отдать?
— То и значит. Отдать американцам. Пока целы.
— Кто целы? Мы или они?
— Ты в слова мне не играй! — снова завелся Сергей. — Меня вчера
— Тебя на службе арканом не держат, — спокойно и как-то насмешливо сказал генерал, — если у власти п…ры, уходи к нам. Тут тебе никто не вдует, тут вон ребята сами вдувают. И бабам, и американцам, и полякам, и бандеровцам — кому хотят.
— Как бы вам не вдули. Ты что думаешь, что вот эта вот ваша вольница — она сама по себе? Да стоит только в Москве…
— В Москве уже давно ни у кого не стои?т, — перебил генерал, — ты этого еще не понял? Есть Москва, и есть все остальное. Замкадье — знакомый термин? Пусть Москва сама по себе… пока. А мы здесь — замкадье. Кто хочет — пусть попробует. — Он усмехнулся: — Мне твоя власть с ее приказами знаешь, что напоминает? Как Василий Иванович Чапаев в свое хозяйство наганом целится и орет: «Именем революции встать!!!» Импотентная твоя власть, Сережа, вот что.
Сергей плюхнул кейс на колени, уже не обращая внимания на то, что стоял он на земле и испачкался. Вынул папку с бумагами, передал ее генералу.
— На, почитай. Доигрались!
Генерал взял папку, с интересом, не торопясь, прочитал. Потом передал ее Бекешеву.
— Ну? Видишь? Отдавать надо!
— Вижу… — генерал наколол кусок мяса, — вижу, что доигрались. Только не мы — а они. Они что, решили, что вот так вот — прилетят и улетят? А тут раком встанут, так, что ли?
— Это война. Понимаешь, это война!
— Понимаю, — генерал усмехнулся, — хорошо понимаю. Она самая, дорогой мой. Война. Только вот подумай сам. Американцы где сейчас? Йемен, Сомали, Афганистан — это только активные операции. Плюс Украина — как без нее? И в Ираке — неспокойно. Хотя там ни одного американского военнослужащего — официально — нет. Как думаешь — американцам нужна третья мировая в такой ситуации? Сомневаюсь. Они и с тем, что есть, уже не справляются. Кстати, а как твоя власть ко всему к этому отнеслась?
— А то не знаешь как! — огрызнулся фээсбэшник.
— Да уж знаю. Настоящие ковбои Хаггис[69].
Генерал Сергей промолчал — крыть было нечем.
— Что мне старшим сказать, если спрашивать будут?
— Что? Что пусть летят — в Ростове найдется, кому встретить. Войны пусть не боятся — не будет войны. А если и будет — то им же хуже.
— Нам же хуже.
— Нет, Сергей, им хуже, — строго сказал генерал, — ну, может быть, и твоим старшим тоже. Что, опасаются, что вклады в офшорах арестуют, как уже было?[70]
— Загнанная в угол крыса опаснее собаки, — сказал генерал Сергей.
— Поверь, я это знаю. И насчет наших дорогих
— Не хочешь, значит, по-хорошему…
— По-хорошему? — Генерал внезапно посуровел лицом. — А тебе не кажется, Сережа, что мы в последнее время слишком много со всеми — по-хорошему. Нас е…, а мы мужаем. Так, что ли? Империю просрали — по-хорошему. Союз просрали — по-хорошему. Теперь Россию просрать? Нет, господа-товарищи, хватит. Не будет больше по-хорошему, если ты не въехал еще. И вашим верхним так и передай. Если кто не понял — так я озвучу. Запад не хочет по-хорошему. И Москва без России — ничто. В четырнадцатом все это увидели — безо всяких судов, денежки были ваши, стали наши. И хоть наворованные — а все равно жалко. Предадим сейчас Россию — будут потом поодиночке вылавливать что нас, что вас — и пи…расить почем зря. Вас за бабки, нас за дела. Если кто не въехал — тупой, значит. Нечего ему делать во власти.
Сергей поднялся с пенька.
— Ну, смотри.
— Смотрю. И тебе говорю — уходи из этого болота, пока не поздно. Будь человеком, пока не стал окончательно — холуем.
— У тебя своя дорога, у меня своя.
— Как знаешь.
Когда Сергей ушел к своей машине, генерал проводил его взглядом. Казак — тоже и плюнул ему вслед.
— Что за люди…
— Люди как люди, Ванюша… — спокойно сказал генерал, — вот у него, к примеру, пара квартир в Москве, коттедж, семью-родню пристроил. Вклады какие-никакие есть в банках. Стыдно ему, совестно, потому и нам помогает — а все равно от кровного не откажется. Потому что кровное оно.
— Кровное…
— Кровное, — подтвердил генерал, — он, кстати, лучше многих из вашего поколения. Знаешь, Ванюша, почему?
— Это почему? — обалдело спросил казак.
— А потому, Ванюша, что у него совесть есть. А вот в вашем поколении — ее нету.
— И у меня?
— И у тебя, Ванюша, и у тебя. Ни у кого ее нет. Есть баррикада. Ты по одну сторону стоишь, со мной, с Ильей, с Владимиром Петровичем, с Кузанцевым, с Понятовским. А кто-то точно так же по другую сторону стоит.
— Думаете, предам?
— Нет, не думаю. Не предашь. Но это — не совесть. Это — честь. А честь и совесть — немного разные понятия, Иван, как ни крути. Мы потому и Москву в покое оставили, потому что тронь — и кровушка польется. Русская кровушка. А польется она потому, что в людях совести не осталось. Слава богу, что честь — еще есть.
Хлопнула дверь сауны, высунулась русоволосая фигуристая девица, которую Иван, большой ходок по бабам, нашел в каком-то модельном агентстве. На сей раз на ней не было даже полотенца. Как раз к теме — про честь-то.
— Мальчики, ну вы чего? Мы тут уже замерзли!
— Да погоди ты, б…! — раздраженно крикнул в ответ Иван.
Девица обиделась, хлопнула дверью.
— Грузите вы, Пал Петрович, — мрачно сказал Иван, — иногда лучше и не говорить с вами. По нервам, как ножом по стеклу.
— По-другому не могу.
— Пал Петрович, а что с американцами будем делать? — спросил до этого отмалчивавшийся вэвэшник.
— Что будем делать? Встречать будем. Твоим добром — тебе и челом, как говорится. Только не сейчас. Время есть еще. Идите, девочек порадуйте, заждались они вас. Вот, возьмите.
Генерал подтолкнул тарелку с мясом.
— А вы?
— А я себе сейчас свежего нажарю. Идите. Потом соберемся, думать будем, нечего сейчас голову
