Чертов урод. Похищение детей для выкупа — это их дело. Впрочем, и его тоже.
Мы идем быстро. Холод и снег, летящий в лицо.
Грэм говорит, говорит, говорит.
Что, до меня некому было исповедаться? Все уши зажимали, что ли?!
Советник то, Советник се…
И он хочет понимания? Ничем не могу помочь.
…Часом позже журналист ударяется головой о трубу. Падает.
— Не отдам! — кричит подземная и убегает — вместе с ребенком. Вот дура. Но когда я бросаюсь за ней, дорогу мне преграждают.
Подземники. Что за день, мать вашу!
Револьвер? Не успею. Я хватаю сеть, которой так дорожил Грэм, и выставляю перед собой. Колокольчики звенят. Подземники шарахаются. Главный из них, здоровый такой — смотрит на меня поверх респиратора. В глазах тлеет испуг.
Сеть, значит, их пугает.
А эта штука действительно работает?
Я бросаю сеть главному в лицо. Он пытается увернуться, приседает, звон колокольчиков. Бесполезно. Сеть падает ему на голову.
— Ааааа! — глухой из-за маски крик. Подземник падает, дергается, как от разряда электричества. Я выхватываю револьвер. Мушка цепляется за кобуру, я дергаю. Ч-черт. Целюсь. Лишившись вождя, подземники отступают.
Подземник бьется под куском сети, как в припадке. Глаза закатились, пена на губах. Черт, да что с ним?
Держа револьвер наизготовку, левой рукой сдергиваю с подземника сеть. Он перестает дергаться — лежит без сил, его бьет крупная дрожь.
Пальцы сводит, они слегка немеют — сеть, творение чертовых плетельщиц, напоминает, что она не такая уж обычная. Вероятно, это кусок одного из тех ограждений, что раньше закрывали вход в Старый порт. Киты их боятся — и, видимо, боятся подземные. Что приятно.
Грэм. Черт, совсем забыл.
Я хватаю его за плечи. Встряхиваю: раз, другой. Бесполезно.
Грэм, черт возьми! Дыхание есть, сердце бьется.
Голова журналиста безвольно мотается. Глаза закатились. Ч-черт. Вырубился. А подземная убегает все дальше. Где мне ее теперь искать — в этих катакомбах?! Будь ты проклят, Грэм, как же не вовремя…
Я в сердцах пинаю распростертое тело — так же, как пинал когда-то тома приключений Капитана Грома. Н-на!
Вперед.
Погоня. Ноги как чугунные.
Бегу. Главное, не думать, что будет, если поверну не туда. Или на меня выскочат подземники — должно же у них быть что-то вроде своей полиции? Хриплое дыхание. Коридор раскачивается. Передо мной маячит серая спина Франи — только бы не потерять ее из виду. Огни фонарей в стенных нишах. На бегу я вытаскиваю револьвер, пытаюсь прицелиться. Идиот! Там же ребенок…
Сую револьвер в карман шинели. Все равно он на шнуре, не потеряется.
— Фра… — дыхания не хватает, голос срывается. — Франя! — кричу я. — Франя, остановитесь! Франя!
Двужильная она, что ли?!
С разгону врываюсь в огромный зал, похожий на заводской ангар. Здесь есть свет. Под потолком качаются лампы в жестяных конусах. У подземников, смотрю, места на все хватает.
Где здесь ее искать?
Ряды стеллажей уходят в глубину зала. В беспорядке свалены мотки проводов, обрезки шлангов, металлические катушки, вентили и клапаны, раскрытые жестяные ящики, какие-то странные детали. Все в ржавчине и патине. Напоминает бардак на верфи, когда идет срочный спуск корабля на воду. Только там повсюду полно народу, а здесь как повымерли…
Воздух пахнет сыростью и пылью — одновременно. Интересно, как я отсюда буду выбираться?
И что там Грэм говорил про цветовые метки?
Звук шагов рассыпается эхом. Револьвер в кармане колотит по бедру, напоминая — я здесь, здесь, здесь… Все-таки оружие дает странное ощущение спокойствия.
Запоминай дорогу, Козмо.
В дальнем конце зала, за рядами стеллажей мне чудится движение. Не разобрать.
— Франя! Франя! Послушайте меня! — нет, показалось. Где же она?
Я складываю ладони рупором, опираю голос на грудь:
— ФРАНЯ! СТОЯТЬ!
Эффект прямо противоположный — морлочка срывается с места и бежит. Зато теперь я вижу, где она. Мчусь вслед огромными прыжками. Шинель развевается, как плащ романтического героя. Капитан Подземный Гром, черт. Но, прежде чем я успеваю ее догнать, морлочка сворачивает вправо и прячется за стеллаж…
Ну, так не честно.
Я уже взмок.
Подземная с ребенком — по другую сторону. Чтобы дотянуться до нее, мне нужно обежать стеллаж. Что, в свою очередь, ничто не помешает сделать ей.
И что — так и будем бегать по кругу?
Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание.
— Франя, выслушайте меня, — говорю я. — Неужели вы не хотите для этого ребенка лучшей судьбы? Чтобы он всегда был сытый, довольный, чтобы не знал всего этого?
В ответ — молчание. Опять начинаем бегать. На третьем круге я сдаюсь. В груди выжигает воздух.
Сколько же тут этих рядов?
В изнеможении прислоняюсь спиной к стене, затылок холодит. Жрать хочу. И еще спать — просто чудовищно.
Я отталкиваюсь от стены. Время!
— Хотите, чтобы он вырос большим и сильным — таким, как я?
Иду вдоль стеллажей. Слушай, Франя. Пусть мой голос найдет и наполнит твою пустоту, твое одиночество, твое отчаяние. Может, я сумею.
— Франя, ответьте. Фра-ня! Я знаю, вы меня слышите.
Самое странное, что в этот раз Советник, воплощение кошмаров Грэма, здесь ни при чем.
В этот раз причина похищения не выгода, а… любовь.
Морлочка захотела быть матерью. Хотя бы так.
Об этом мне рассказал Грэм.
Они смотрят на нас. Мы смотрим на них.
Кажется, мы вляпались в большие неприятности.
Я делаю шаг и закрываю морлочку собой. Тоже мне, рыцарь подземного ордена.
— Беги, — говорю я одними губами.
Посылаю луч понимания. Есть такая штука — гипноз. Надеюсь, сработает. Главное, направить волевое усилие в одну точку. Лучеиспускание. Как-то Тушинский демонстрировал фокус угадывания на вечере у Ядвиги. Одна из актерских техник. Ну я-то артиллерист…
БЕГИ. Она стоит.
Я говорю:
— Рад был познакомиться, Франя. Береги мальчика. Уже уходишь?
