Некоторые считают, что Ленин был выпить не дурак, так это как раз неправда, а вот Карл Маркс, совсем напротив, был большой любитель. Как соберутся вместе. Карл сразу: «Нет ли, мол, чего выпить?» А Ильич сидит, «Аппассионату» слушает, делает вид, что не слышит. Уж очень он выпивох не любил. Да и слух уже не тот был.
Еще был у Ленина в охране один матрос. То ли Проскурняк, то ли Железднюк, точно не помню. Большая сволочь, мерзавец, одним словом, но кристально чистый революционер и лютый враг всякой контры. Как кого увидит – сразу к стене. Ленин, надо сказать, сам его побаивался. Хотя сам смелый был до ненормальности.
Всем известно, как в народе Ленина любили. Крестьянин Федор Безродный в уже голодный 21-й год послал Ильичу сала, а сам так и помер с голоду, и жена померла, и теща, и дети – всего 18 голов. А Ильич сало не любил до остервенения. Но съел.
Приехал к Ленину английский писатель Герберт Уелсс поговорить решил, а Ленин по ошибке его за немца принял и все время только по-немецки говорил. О судьбе России, о светлом будущем. А Уелсс сидит, кивает из вежливости. В полной мгле две недели находился. Насилу потом опять английский вспомнил.
Ленин Троцкого не любил еще больше, чем сало – даже ненавидел, можно сказать. За километр чуял, сразу нервничал, ногами топал и плеваться начинал. Товарищи увидят, что Ленин плюется – сразу знают, где-то Троцкий по близости ошивается. Пришлось Троцкому уехать за границу. Но Ленин плеваться не прекратил, чем очень всех нервировал. Особенно Троцкого. И знакомых женщин, которых ассоциировал...
Однажды Ильич вместе с иностранцами зашел к крестьянину Ермолаю Овчинникову, в целях международной агитации, да заодно и узнать, чем трудовое крестьянство дышит. А иностранцев в избу не пустили допуска не было.
После ранения врачи прописали Ленину на Черное море ездить. Особенно Ленин в Анапу часто ездил. Почему Анапа название такое странное, никто не знает, а я знаю: там анапы водятся. Это кошки такие мягинькие, добрые с длинными хвостами. Ленин их тоже терпеть не мог.
Однажды зашел Ленин к Свердлову в приемную, а в приемной народу видимо-невидимо, и все босиком. Догадался Ленин, что Свердлов снова взялся сапоги чинить и спрашивает: «Давно сидите?» «Десятый день...» – отвечают. А ведь Ленин знал, что Свердлов еще неделю назад на воды поехал. Но никому ничего не сказал. Очень хороший товарищ был. А в приемную зашел за своими ботинками.
Приехал к Ленину американский писатель Джон Рид, поговорить решил, а Ленин по ошибке его за немца принял. Так три часа по-немецки говорил. О судьбе России, о светлом будущем. А Рид сидит, кивает из вежливости. Эти десять дней сильно Рида перевернули. И потрясли.
Все знают, как Ленин немцев уважал. Бывало, сразу кланяется. «Битте, – говорит, – данке». И немцы не отстают, лопочут что-то по-своему. Так бывало, часами стоят, кланяются. Народ диву дается: «Какая все- таки немецкая нация культурная». А Ленин – особенно.
Володя познакомился с Карлом в Германии на водах. Они часто гуляли с родителями и все говорили о судьбах пролетариата. Кстати, где-то рядом Клара Цеткин ошивалась. С тех пор в Германии и говорят – Карл у Клары... А про Ленина и забыли.
У Ильича, оказывается, дед по материнской линии закоренелым евреем был. Решил дед внуку обрезание сделать. Понес мальчика Ульянова к раввину. Тот все как надо сделал, только в книге под именем Ленин записал. И что ему такая блажь в голову ударила?!
Говорят, что Ленин блатные песни любил. Закроются они с Марксом в Кремле, бывало, и поют. А Ленин много песен знал. Марксу больше всего нравилась «Мурка» и которая «парень в кепке и зуб золотой», часами мог слушать. «Капитальные вещи!..» – говорит.
Была в детстве уЛенйна няня, не помню, как эвали. Ну вот, сидят они как-то в ветхой такой лачужке, а на улице буря, мгла, вьюга воет, вихри снежные... А Ленин тут-то ей и говорит: «Выпьем, бедная старуха, веселей будет». Выпили. Повторили. Ленин-то потом бросил, а старуха так и спилась.
Больше всего на свете любил Ленин «Аппассионату» слушать. Лежит как-то Ильич на диване, наслаждается музыкой, а Дзержинский на улице начал палить из пистолета. Терпел Ленин, терпел, а потом подскочил к окну, да как заорет: «Попишу, – кричит, – падла, век свободы не видать!» Дзержинский так и присел. Знал, что Ленин слов на ветер не бросает.
