родину.
'Увлекался идеями народовольцев, был на подозрении Третьего отделения как сочувствующий им. Эмигрировал в САСШ. Хм, а чего так резко? Понятно, как подвзорвали государя-императора Александра номер два, так и проснулась тяга к новым местам, а так же резкое неприятие заснеженных сибирских просторов. Впрочем, у каждого свои недостатки. Список патентов... о, такие люди нам нужны!'.
- Надо подумать, как его заполучить...
- Простите, Александр Яковлевич?
- Я немедленно отправляюсь в Сестрорецк, вернусь самое позднее завтра вечером.
- Значит, послезавтра?..
- Да, переговоры на полдень.
Собирая самые ценные бумаги в любезно предоставленный юристом портфель (все остальные документы остались дожидаться плечистых курьеров с бронечемоданами - уж больно много накопилось важной документации), князь все так же задумчиво повторил.
- Надо подумать, определенно надо.
- Князь, вы мало бываете на публике, слишком мало - нельзя так долго пренебрегать светской жизнью.
Тридцатилетняя аристократка улыбнулась и спокойно, без всякого кокетства посмотрела в глаза собеседнику. Она была красива. Очень. Нет, не так - она была ошеломляюще, просто невероятно красива. Настолько, что почти не пользовалась косметикой - в ней просто не было никакой нужды. Ее внешность и так действовала на неподготовленного мужчину наподобие доброго удара в челюсть, и со вкусом подобранные платья и драгоценности всего лишь оттеняли ее природные данные. Мало того, она ко всему еще и наследовала почти все колоссальное состояние своего отца - это чудовищно убийственное сочетание красоты и больших денег, сводило с ума многих и многих из тех, кто добивался ее благосклонности. Некоторым везло, и некую толику дружелюбия от аристократки, известной далеко за пределами империи, они все же получали. Другие за счастье почитали быть просто принятыми в доме Юсуповых. Третьи не оставляли надежды на нечто большее, чем простая дружба и ровное общение - но повезло только одному, даже и не посягавшему на внимание юной княжны. Граф Сумароков-Эльстон всего лишь сопровождал наследного болгарского принца Баттенберга, одного из многих претендентов на сердце и руку русской красавицы...
- Общество мною недовольно?
- Скорее оно в недоумении, и гадает о причинах такого затворничества. А так же о том, как долго оное будет продолжаться.
Разумеется, после замужества количество воздыхателей резко поубавилось, но и оставшихся было раз в десять больше, чем у любой другой светской дивы. И тем интереснее ей было беседовать с человеком, равнодушным к ее внешности и богатству - уж это она почувствовала сразу.
Княгиня Юсупова, она же графиня Сумарокова-Эльстон, слегка качнула головой и почти незаметно откинулась на изогнутую спинку небольшой софы, после чего еще раз обозначила улыбку, приглашая тем самым своего собеседника к ответу.
- Понимаю. Или ты займешься светской жизнью, или она займется тобой? По всей видимости, слухов обо мне ходит превеликое множество.
В этот раз улыбка была вполне отчетливой, и к тому же дополнилась очень мелодичным смехом.
- Все так и есть, вы угадали. И все же, почему вы неизменно отклоняете все приглашения?
- Ну почему же все? Ваше принял, причем с большим удовольствием.
Зинаида Николаевна на несколько мгновений задумалась, непроизвольно поглаживая при этом удивительно крупную жемчужину, украшавшую ее 'скромный' домашний наряд. Еще раз качнула головой и с нейтральной интонацией протянула.
- В первых числах февраля мы устраиваем бал?..
- Почту за честь, Зинаида Николаевна.
Достигнув полного согласия и взаимопонимания, гость и хозяйка с четверть часа поговорили на отвлеченные темы, после чего Александр изобразил на лице приличествующую моменту тень сожаления и объявил, что вынужден откланяться. Приложился к изящной ручке, выразил надежду на скорую встречу и едва не пропустил появление лакея за своей спиной - до того тот бесшумно и плавно передвигался.
'Однако! Прямо не слуги, а духи бесплотные - паркет под ними не скрипит, ногами не шаркают, резких движений не делают. Видимо, потомственные лакеи. Или это их так выдрессировали?'.
Задумавшись над тем, где и как обучают многотрудному лакейскому ремеслу, молодой аристократ даже не запомнил, как дошел до прихожей (в которой вполне можно было принимать роту гостей - размеры позволяли), натянул на руки перчатки и небрежным жестом принял от дворецкого свою шляпу.
- Всего хорошего вашему сиятельству!
Не отвечая (замечать прислугу было дурным тоном), зато вроде бы в никуда кивнув, он водрузил головной убор на положенное ему место и спокойно прошествовал к выходу. Где дюжий швейцар тут же потянул могучую створку двери на себя, умудряясь выглядеть при этом и важным, и подобострастно- почтительным. Миновав встрепенувшегося было извозчика, князь все в той же неспешной манере двинулся по заснеженной гранитной мостовой вдоль длинного трехэтажного особняка, который так и хотелось обозвать нескромным словом - дворец. Впрочем, воочию познакомившись с интерьерами и отделкой фамильного гнезда Юсуповых, их гость только утвердился в том мнении, что по-другому его называть не было никакого смысла. Так как именно дворцом этот громадный особняк и являлся - старинным, сурово- строгим снаружи и мягко-уютным внутри. Правда, уют был с легкой примесью музея: картины, гобелены, золоченая лепнина потолка и роспись стен, наборно-узорчатый паркет - а так же многочисленные ценные и просто затейливые безделушки. Статуэтки, шелк и атлас, мебель чуть ли не позапрошлого века, все вместе это создавало совершенно особую атмосферу спокойной неги и расслабленности, на фоне поистине византийской роскоши. Которой хозяева совершенно не тяготились, даже можно сказать что и не замечали - вот уже три поколения потомков знатного ногайского бека Юсуфа рождались и умирали во дворце на берегу небольшой речки Мойки, считая его всего лишь любимым домом.
'И как мне кажется, последний из рода по мужской линии может вскоре присоединиться к своим предкам. А жаль, не самый плохой человек на этом свете'
Отдавая обещанный Николаю Борисовичу визит, молодой аристократ совсем не ожидал увидеть его в таком виде. Нет, костюм и манеры у князя Юсупова были привычно безукоризненны, а вот самочувствие явно пошаливало - полнота, отдышка и набрякшие веки об этом разве что не кричали. Слишком уж часто для здорового человека он делал паузы и покрывался легкой испариной. Поэтому, когда хозяин дворца извинился и оставил своего компаньона на старшую дочь Зинаиду Николаевну, тот воспринял это с пониманием - любому было видно, что князю плохо. Настолько плохо, что даже удивительно, как его приняли - в аналогичной ситуации сам Александр посылал бы всех посетителей куда подальше. Из собственной постели, или даже койки в лазарете - таким слабым-слабым, но в то же время очень энергичным голосом. Тем не менее, признанная дива высшего света (некоторые, особо тонкие ценители женской красоты называли ее коротко - Сияние) спокойно подхватила эстафету гостеприимства, при этом ничем не показывая своей тревоги за любимого отца, и довольно быстро и непринужденно подвела разговор к тому, что ее интересовало больше всего.
'Впрочем, надо признать, что интерес этот был как минимум обоюдным. На таком мероприятии как 'домашний' бал князей Юсуповых, будет весь цвет имперской аристократии - а значит, есть хороший шанс завязать полезные знакомства...'
Молодой мужчина в светлом кашемировом пальто вздохнул и едва заметно прибавил шагу, немного сожалея о потраченном времени. А с другой стороны - он познакомился с редкостной красавицей и неожиданно получил приглашение на закрытое, и просто до неприличия статусное мероприятие. Значит, день прожит не зря!
Несмотря на общее плохое самочувствие, выглядел Вениамин Ильич Лунев на все сто. Даже, пожалуй, что и на все сто пятьдесят. Тысяч рублей - именно столько коммисионных ему отломилось после заключения 'эллинского' контракта. Кстати, и самочувствие его тоже было одним из последствий этого столь приятного
