— Тогда в чём дело? — воспрянул было духом Феликс, и потрогал глаз, который пёк так, словно в него плеснули кислотой.
— Дело в том, что мы нашли в вашей машине алкоголь.
— Это не мой. Я вёз в гостиницу.
— Тонну алкоголя?! — ехидно спросил майор.
— Не тонну, а шестьсот литров.
— Какая разница. Алкоголь у нас запрещен. Исключение сделано лишь для иностранных представителей, в том числе и для журналистов на отдельных, оговоренных законом территориях. Всё остальное является преступлением, которым занимается шариатский суд, — майор посмотрел на Феликса с любопытством.
Интересно, как он вывернется, подумал он. Должен вывернуться, на то он и журналист. Феликс же понял его взгляд как предложение к покушению на дачу взятки.
— Но я же его не пил! — воскликнул Феликс.
— От вас пахнет, — парировал майор.
— Я выпил на той стороне, — Феликс мотнул головой в окно, за которым гоголем ходили пьяные чеченцы, гордые тем, что поймали бутлегера.
— Надо было протрезветь, — веско сказал майор. — Может, вы специально выпили, как только пересекли границу, мы же не знаем.
— Понял, — покорно сказал Феликс. — Что мне делать?
— Я сейчас позвоню кое-куда, — взялся за трубку майор.
— Не надо звонить. Давайте договоримся, — тихо попросил Феликс.
— Давайте, — охотно согласился майор.
— Там почти двести тысяч долларов.
— Где? — удивился майор и даже вытянул шею, чтобы посмотреть в окно.
Кроме уныло тянущейся степи, в окне ничего не было видно.
— Машина и алкоголь стоят сто шестьдесят тысяч, — объяснил Феликс так, словно майор чего-то недопонимал. — Это всё ваше плюс те пятьдесят тысяч, которые были у меня в борсетке.
— Хм-м-м… — недоверчиво хмыкнул майор и подумал, что так оно и есть.
— Это минимум, — соблазнял его Феликс. — А алкоголь продать можно дороже.
— А вас, конечно же, отпустить? — иронично осведомился майор.
— Да, — скромно подтвердил Феликс его догадку и потрогал разбитую губу.
— Слишком много народа вас видело, — сказал майор так, что Феликс невольно присмирел и подумал, что чего-то не понимает.
«Зачем я ему, если есть куш?» — понял он.
— Если не поскупитесь, то все будут молчать, — высказал своё мнение Феликс.
— Хм-м-м… — снова хмыкнул майор, соображая, вывернулся журналист или нет.
А ведь вывернулся, снисходительно подумал он. Ну да, собственно, это не имеет большого значения, деньги и так мои.
— Чеченец с врагом не договаривается, — отрезал майор и взялся за трубку.
— Ну что вам стоит, — сказал Феликс. — Я обязуюсь никому ничего не говорить, а там война начнётся.
— А откуда вы знаете о войне?! — оживился майор и даже подпрыгнул в кресле.
По роду своей прежней работы он привык выдавливать из жертвы все соки, добираясь до исходных корней человеческой низости, в этом отношении журналист ничем не отличался от других людей.
— Об этом знает любая собака, — сказал Феликс упавшим голосом.
Майор посмотрел на Феликса в задумчивости, но трубку положил на место.
— Не сообщайте никому. Я уйду, а в Москве скажу, что меня ограбили русские пограничники, — предложил Феликс.
— А что… — удивился майор, — это даже интересно. А как вы себе это представляете?
Его позабавила сама мысль унизить русских руками же русского журналиста.
— Я пишу на тему коррупции в армии. Это мой конёк.
— Ах, да-да-да… Вы тот самый журналист, — майор бросил взгляд на пыльные документы, лежащие перед ним. — Я читал ваши статьи. Правильные статьи.
— Никто ничего не узнает, — соблазнял его Феликс.
Он почувствовал, что майор почти созрел.
— Ладно, — сказал майор, — предположим, я соглашусь. А где гарантии, что вы не напишете обо мне в своей газете?
— Я даю вам слово, что не напишу.
— Этого мало, — сказал майор. — Если бы вы были простым смертным… — и снова взялся за трубку.
Феликс почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Впервые его подвела профессия.
— Там, в паспорте, мой адрес… — сказал он вдруг осевшим голосом.
— А что вы ещё можете предложить? — загадочно спросил майор.
— Я не знаю… — сказал Феликс, лихорадочно ища выход.
Не было выхода. Был один безысходный тупик, в который он влетел по собственной глупости.
— А родители у вас есть?
— А при чём здесь родители? — оторопело спросил Феликс.
— Для гарантии. Или девушка?
О Гринёвой Феликс забыл напрочь. Стресс выбивает стресс. О Гринёвой он ни разу даже не вспомнил, словно её не существовало. Но Гринёву нельзя было выдавать даже под страхом лишения живота. И вообще толстый майор вёл странные разговоры, лишённые всякого смысла: груз с машиной в его власти, получается, Феликс ему не нужен? От этой мысли Феликс второй раз покрылся холодным потом.
— Девушка? — переспросил он и вдруг понял, что заигрался, что дело зашло слишком далеко, чтобы о нём думать легкомысленно. — Девушки у меня нет, — сказал он неожиданно для себя окрепшим голосом.
— Ну вот видите, — осуждающе покачал головой майор. — Гарантий у вас нет. Что с вами делать?
Феликс подумал, что даже если отдать этому мерзавцу флешку, то это не изменит дела. Флешка — это бесценный подарок, если знать, как ею воспользоваться. Но в данный момент отдавать её бессмысленно.
— Алихан! — позвал майор.
— Да, начальник, — в дверь просунулась самая свирепая и самая небритая морда. Она измывалась над Феликсом с особенным удовольствием.
— Выводи!
— А можно я у него туфли сниму? Мне у него туфли понравились.
— Снимай! — великодушно разрешил майор.
— Разувайся! — велел Алихан, схватил Феликса за шкирку и вытряхнул из обуви.
Его вывели с прибаутками, пьяными шутками. Между делом сорвали куртку и ремень. Сняли бы и джинсы, но сами же их и порвали, когда били. Тыкали стволами в ребра и в спину, там, где почки.
— Ссать будешь кровью! — заглядывали с издёвкой в глаза.
— А зачем ему ссать?! — глумились с другого боку. — В аду не ссут! А-а-а-ха-ха-ха!
Феликсу было всё равно, на мгновение он ощутил себя, как в детстве, когда, не желая обуваться, выбегал в одних носках во двор дачи. Только теперь под ногами попадались камушки, и хотелось ступать осторожно, только ему не давали, хотя тычков он уже не чувствовал. Потерял он ощущения. А ещё он почему-то думал о флешке, что её всё равно найдут и что зря он её не уничтожил. А надо было.
Его ткнули в столб так, что из глаз полетели искры, но сознание он не потерял, а упал на колени. Руки ему связали той самой колючей проволокой, которую он так боялся, а она оказалось сущей ерундой по сравнению с тем, что в затылок тыкнули дулом и произнесли:
