аппаратурой реанимации и жизнеобеспечения. Кардиомонитор с дефибриллятором, электрокардиограф предпоследней модели, ИВЛ-ка, баллоны с кислородом, фентанилом и закисью азота[3]. Ультрафиолетовые бактерицидные лампы предусмотрительно выключены. Моему пациенту загар ни к чему.
В принципе, хорошую операционную оборудовать вполне по силам успешному доктору, имеющему обширную врачебную практику у состоятельных клиентов. Существуют же частные стоматологические кабинеты. И подпольные гинекологические, к сожалению, тоже есть. А у меня вот – частный и подпольный хирургический комплекс вместе с блоком реанимации и всеми необходимыми медикаментами, в том числе – «группы А и Б»[4]. Конечно, это – э… немного идет вразрез с официальной моралью, подкрепленной соответствующими статьями Уголовного кодекса РФ.
Но свою практику я начинал еще в «лихие девяностые», когда выковыривал куски свинца из местных и приезжих «авторитетов». Теперь некоторые из них достигли весьма высокого положения в обществе благодаря тому, что в нынешнее время стыдливо называется «эпохой накопления капитала». Удивительно, но все же многие из них остались людьми слова и чести. Разумеется, понятия о чести у них были и остаются до сих пор весьма субъективными. Но меня это устраивает. В итоге – у вашего покорного слуги имеется современный и практически универсальный хирургический комплекс. А уж пользоваться им я умею, будьте уверены.
И от клиентов – теперь уж вообще экзотических, отбоя нет…
Прислоняю «Сайгу» к стене, переодеваюсь и начинаю мыть руки, долго и тщательно. А на операционном столе корчится пациент. В предоперационной кровавым комом валяется его одежда. Ничего, подождет, я не пожарный, чтобы торопиться… Два-три глотка виски – люблю американское пойло. Да, и надеюсь – за здравие… Обрабатываю руки первомуром[5], сушу под струей горячего стерильного воздуха, натягиваю стерильные перчатки, надеваю маску, специальные операционные очки с мощной подсветкой.
Начнем, пожалуй.
Пациент продолжает корчиться.
Накрываю его стерильной простыней – пока еще не с головой. Ставлю физраствор внутривенно. Это его пока поддержит.
Наркоз. Плотно прижата маска к осунувшемуся лицу, шипит по шлангам закись азота – анестезия работает.
Обрабатываю операционное поле йодом. Ага, хреновая рана, как еще дойти-то сумел… Слепое торакоабдоминальное огнестрельное ранение – вот как это называется на суховатом медицинском языке. Одна пуля – в брюхе, вторая «маслина» раздробила ребра с правой стороны, пробила легкое и засела в кости возле позвоночника. Гемоторакс – спавшееся легкое залито кровью. Интересный, блин, случай!..
Скальпель ведет свой тонкий разрез. Потом прохожу подкожную жировую клетчатку, ее почти нет, и расслаиваю мышцы, проникая в брюшину. Раздвигаю ткани, ставлю расширители. Все, я – в брюшине, среди разорванной требухи. Да, блин, с такими ранениями долго не живут…
Орудую пинцетом, убирая в таз кровавые лохмотья. Беру в руки отсос, прижигаю кровящие сосуды. Ага, вот она, пуля, глубоко засела. Поддеваю пинцетом – вытаскиваю. Кусок холодного металла со звоном отправляется в белую эмалированную «почечницу».
Теперь – промыть здесь все, чтобы не было заражения. Понятное дело, моим
Остается самое главное, та пуля, что пробила легкое. Делаю разрез, скальпель в сторону, специальными кусачками перекусываю ребра. Вот она – грудная клетка. Рядом медленно-медленно пульсирует сердце. Тут – море крови, легочная ткань напоминает обугленную рваную мешковину. Картина маслом: «Здравствуй, плеврит!» Тяжелое заражение и воспаление грудной полости гарантировано. Разумеется, если бы пациент, лежащий на операционном столе, был человеком. А так… Да ну его на хрен!
Но где же искать виновницу всех бед? Ужас. Да, впрочем – и хрен с ним. Несколько минут копошусь в ране пальцами и зондом. Запускаю зонд поглубже в рану. Ага, скользнул по чему-то твердому и покатому. Аккуратно пинцетом прихватываю округлый край пули, скальпелем поддеваю ее. И осторожненько, словно хрустальную, вытаскиваю прочь из многострадального организма, который она своей бурной экспансивной деятельностью чуть было не отправила в мир иной.
Фу, елки. Твою мать! Смотрю на зажатый в изогнутых «лапках» пинцета смертоносный снаряд. Вытащил, блин, ну, а это значит, что и пациента с того света вытащил. Теперь осталась сущая ерунда: заштопать легкое и остальную требуху, наложить несколько швов… Ерунда, в общем.
Поднимаю пинцет с зажатой в нем пулей на уровень глаз и внимательно рассматриваю. Хороша «маслинка»: калибр убойный – «45.ACP», это по-нашенски, в метрической системе мер 11,43 миллиметра. Экспансивная – вона как головную часть-то разворотило. При попадании в податливое тело такая пуля увеличивает и так не маленький свой диаметр еще на два-три калибра. В итоге все, что внутри, превращается в кровавую кашу, приправленную костными отломками. Я еще раз внимательно осматриваю экспансивную пулю сорок пятого калибра, отлитую из серебра и клейменную крестом. Все же интересно, кто это моему странному визитеру «объявил выговор с занесением в грудную клетку»?..
Глава 2
Вампирий Айболит
Моих нынешних пациентов обычным оружием не убить. Они не болеют, по крайней мере, человеческими болезнями. Они обладают практически невероятными физическими и умственными качествами, недоступными простым смертным. Они почти всесильны.
И все же им нужен я.
Война, страшная и кровавая, идет уже много тысяч лет, от сотворения этого несовершенного мира. Видимо, Творец пребывал в изрядной эйфории и перебрал амброзии, создавая его. Иначе как объяснить черный юмор Господа Бога? Создавая нас по образу и подобию, он немного напортачил с генами – и вот результат… С результатами пьяной удали Всевышнего мне приходится иметь дело практически каждую ночь.
Я не мифический Ван Хелсинг, не афроамериканский «антивампир» Блэйд и не бегаю за ними ночи напролет. Это они ко мне приходят, приползают, скребутся в дверь. Как наркоманы к своему наркодилеру. Истинные властители ночи, наверное, убьют меня за то, что я для них делаю. Ибо негоже простому смертному, обычному мясу, объекту ночной охоты Всесильных, видеть их слабость.
Но ни один вампир не в силах вынести вида крови – это сильнее даже их Повелителей. Жажда крови у них в крови. Вот такой каламбур получается. Но кто-то должен же их латать? Оперировать, извлекать куски ядовитого серебра, сшивать страшные рваные раны, пришивать обратно оторванные конечности…
Как там у Дмитрия Громова в «Пути проклятых»: «Добрый доктор Айболит, он на кладбище сидит, приходи к нему лечиться и вампир, и упырица»! Думаю, эти строки мне вполне сгодятся когда-нибудь для эпитафии на собственном могильном камне – настолько точно они передают характер весьма экзотической профессии.
Вампиры все же смертны и, как всякие смертные, жаждут жить! Законы физиологии и биохимии объективны и беспощадны: все живое наделено способностью умирать. Но всякая тварь – по-разному. Возьмите многоклеточную гидру и протрите ее сквозь мелкое сито – каждая ее клетка даст начало новому организму, в этом случае древнегреческий миф о медузе Горгоне весьма недалек от истины. Перережь лопатой жирного дождевого червя, и обе его половинки продолжат свое земляное, «безоблачное» существование. У жаб и ящериц отрастают конечности. А вот у человека, увы, нет. Так вот, разорванный пополам вампир близок, скорее, к дождевому червю…
Восстанавливается он практически мгновенно, но зависит от степени повреждения, а еще – от наличия крови. И крови нужно очень много…
В организме вампиров в процессе их нечеловеческой эволюции развился комплекс специальных ферментов, расщепляющих гемоглобин и белок крови – билирубин. Ее энергетическая ценность тем более высока, что усваивается весь комплекс сложных белков. Ну а метаболиты, продукты жизнедеятельности
