императора Николая I под руководством инженер-полковника Ван дер Вейде.
Торжественное открытие и освящение нового кронштадтского форта, получившего название «Император Александр I», состоялось 27 июля 1845 года. По признанию тогдашних виднейших фортификаторов он был непреодолимой преградой для любого вражеского флота. Это качество новой крепости в полной мере проявилось уже совсем скоро – с началом Крымской войны в 1853 году. Форт «Император Александр I» обеспечивал прикрытие Кронштадта и его рейдов со стороны моря. Убедившись в невозможности захвата Кронштадтской крепости даже силами превосходящего парусно-парового флота, командующий англо-французской эскадрой адмирал Нэпир приказал сняться с якоря и покинуть Финский залив.
А потом… Потом здесь поселилась чума.
В начале 1897 года специальным императорским указом на базе Императорского Института экспериментальной медицины – ИИЭМ – была создана так называемая «Особая комиссия для предупреждения занесения чумной заразы и борьбы с нею в случае ее появления в России», сокращенно – КОМОЧУМ. Тогда в мире кроме ИИЭМа противочумные исследования и работы по созданию противочумной сыворотки велись только во Франции, в Гарше, недалеко от Парижа, и в Бомбее.
Государственный попечитель «противочумной программы» принц Александр Петрович Ольденбургский предложил использовать форт «Император Александр I» в качестве противочумной лаборатории. Он располагался в трех километрах к западу от Кронштадта и отвечал самым суровым требованиям по изоляции и карантинным мероприятиям.
Приказом от 13 мая 1898 года заведование лабораторией в форте было поручено известному специалисту ветеринарному врачу Михаилу Григорьевичу Тартаковскому.
По весьма странному и даже мистическому совпадению форт изначально был выстроен в форме боба. А слово «чума» пришло в русский язык из арабского: «джумба», или «джумма», переводится как – «боб». Вероятно, потому что при чуме почти всегда увеличиваются лимфатические узлы, которые при прощупывании под кожей напоминают бобы.
Вот так невольное совпадение стало подтверждением суровой реальности. Изолированное от внешнего мира укрепление идеально подходило для смертельно опасных работ. Допуск в «чумной форт» был строго ограничен, сообщение с внешним миром поддерживалось с помощью маленького пароходика под смешным названием «Микроб», который ходил по волнам Финского залива. С Кронштадтом форт связывала телефонная линия, а с Петербургом – телеграф.
Все это я знал и раньше – еще со студенческой скамьи. Но никогда не думал, что вызубренный на лекциях материал пригодится так скоро. В Военно-медицинской академии, где я успел проучиться четыре с половиной курса, у нас был предмет «История медицины». И там подробно рассказывали о «чумном форте» и даже устроили нам, курсантам, развернутую экскурсию. Честно говоря, было страшновато… Сводчатые коридоры, полутемные помещения лабораторий, прозекторские столы, где раньше вскрывали животных. И не только лабораторных мышей, обезьян и собак, но и лошадей, и даже… верблюдов! В «чумном форте» был очень хороший виварий.
Воспоминания текли, как вода Кронштадтской гавани под форштевнем моей лодки, и вскоре я уже правил к причалу этого негостеприимного искусственного острова. Заглушив мотор, я ступил на проклятый берег…
Передо мною высились массивные ворота, створки их были приоткрыты. Я вошел внутрь.
Внутри замкнутого двора были расположены две овальные пристройки для чугунных лестниц и ядрокалильных печей, погреба для снарядов и зарядов, кухня, казармы для нижних чинов и помещения для офицеров. Потом строения и помещения переделали под нужды противочумной лаборатории.
Двухэтажный снаружи форт имел внутри три этажа. Здание было симметрично разделено на две половины, у каждой была своя лестница. Одна из камня, другая чугунная. Правая часть, состоящая из служебных помещений, была заразная, левая – незаразная.
«Особая лаборатория» представляла собой режимное учреждение, где часть сотрудников носила военную форму. Образ жизни на форте был однообразным и суровым. Кронштадт не представлял для врачей особого интереса, а посещение Петербурга отнимало много времени. Служители ездили в Кронштадт с субботы на воскресенье, а врачи – раз в одну или две недели в Петербург. При этом один из врачей всегда оставался на форте. Видимо, выезд проводился без предварительной обсервации. Почту получали раз в день, к часу дня, телеграммы передавались по телефону, по нему же можно было переговариваться с Петербургом, из-за плохой связи это не всегда удавалось.
Было в противочумной лаборатории и свое «недреманное око» – жандарм, который следил за «благонадежностью» врачей и ученых. Делать ему в форте-лаборатории было совершенно нечего, так что он изнывал от тоски и скуки среди массивных каменных стен – как в тюрьме. Но так как на военных крепостях полагался жандармский надзор, то он существовал и на разоруженном форте. Вот такой казус: абсолютно «нестрашный» жандарм и благодушные врачи, занимающиеся самыми страшными на тот момент в мире экспериментами!..
Но все это осталось в прошлом – сейчас здесь царила разруха. «Чумной форт» разрушался: охотники за металлоломом и просто вандалы разносили сумрачную громаду буквально «по кирпичику». Вода и ветер тоже не щадили древний камень…
В «лихие девяностые» в «чумном форте» проводились рейв-дискотеки. Воистину – пир во время чумы! Ну а как я знал, сейчас существует проект строительства в форте «Император Александр I» развлекательного комплекса. Предполагалось создать здесь театральную сцену, музей, кафе, бар, ресторан и торговую зону. Стоимость реконструкции форта оценивается примерно в сорок три миллиона долларов. Но если этот циничный проект будет реализован, Северная Пальмира потеряет безвозвратно еще одну страничку истории.
–
«Дезерт Игл» сам прыгнул из кобуры в мою руку. И тут же сноп огня вырвался из ствола. Затвор откатился, выбрасывая стреляную гильзу. Размытая скоростью тень рванулась ко мне, но я успел кувыркнуться и перекатом ушел с линии атаки. Вампир-«привратник» оказался проворным, однако и серебряные пули сделали свое дело: левый бок и плечо кровососа были разворочены мощным экспансивным ударом. А серебряная амальгама начала отравлять нечеловеческий организм. Тварь издыхала.
Я поднялся на ноги и носком ботинка несильно пнул чернеющее на глазах тело.
– А я ведь только поговорить хочу… Но так мы навряд ли договоримся! – выразительно лязгнул затвор мощного пистолета пятидесятого калибра в моей руке. Отступать я не собирался.
Массивные ворота были открыты, за ними находился овальный внутренний дворик крепости. Когда лаборатория еще работала, здесь выгуливали лошадей, из крови которых и делали противочумную вакцину.
На первом этаже форта находились часть лабораторий и конюшня на двадцать лошадей. Рядом с конюшней – две кремационные печи, предназначенные для сжигания трупов лабораторных животных. В них также сжигали и тела врачей, умерших от чумы.
Я остановился перед лестницей, ведущей на второй этаж. Там находился основной лабораторный комплекс, где проводили опыты над зараженными чумой животными, вскрывали их, а также готовили противочумные вакцины. Там же, на втором этаже, на «незаразной половине» находились и комнаты для врачей – служащих и приезжающих работать в форт. Комнаты были обставлены уютно, но массивные гранитные стены зимой промерзали насквозь и отсыревали. Так что комфортными условия жизни здесь не назовешь… Хотя врачи, как и всякие люди науки, мало обращали внимание на такие мелочи.
Стоп! Потом буду проявлять эрудицию. А сейчас пора достать «старое обезболивающее», как выражался один из героев кинофильма «Хищник» по поводу своей шестиствольной пушки «Вулкан». У меня оружие было попроще, но все же…
Перезарядив «Дезерт Игл», я спрятал его в кобуру. А с плеча снял «Гепард» – стальной хищник мирно дремал, пригревшись под легким серым плащом. Изготовить пистолет-пулемет к бою было делом одной секунды: снять оружие с предохранителя, передернуть затвор и разложить складной приклад. «Гепард» был оснащен массивным глушителем, коллиматорным прицелом и тактическим фонарем с лазерным целеуказателем. Полный штурмовой «обвес»! И в сумрачных помещениях форта он был как нельзя
