Было слишком холодно, поэтому никакие мальчишки перед гаражом не маячили. На улицах вообще не было ни души.
В сумерках окно магазинчика Белл приветливо светилось, и я подумала, не заглянуть ли к ней на огонек. Я понемногу пересказывала Белл мою книжку — кусок оттуда, кусок отсюда. Я уже рассказала ей, как Мег помогла своему папе бежать из плена, и описала первую схватку с Олзом — этим мерзким гигантским мозгом, который хотел захватить власть над всеми. Белл наверняка дала бы мне витаминок С, а может, и горячего шоколада в бумажном стаканчике. Но было уже поздно и не хотелось идти домой в полной темноте, поэтому я решила, что навещу Белл в другой раз.
Сначала мне показалось, что человека, который смеется, нет на его обычном месте, но потом я его разглядела. Он сидел на мокром бордюре, привалившись к почтовому ящику, и смотрел, как я приближаюсь. На миг в нем мелькнуло что-то знакомое, и я впервые заметила, какой он старый. Я вспомнила слова Луизы о том, что старики всегда зябнут и никак не могут согреться. Может, мне стало его жаль. Или он напомнил мне мистера Нанци с третьего этажа. Или мне просто захотелось сделать что-нибудь хорошее, чтобы загладить свою подлость — все-таки я вела себя по-свински, хотя Аннемари об этом и не догадывалась. В общем, я с ним заговорила.
— Привет, — сказала я и открыла ранец. — Хотите сэндвич? — Это был тот самый сэндвич, который я так и не съела в обед. Я вынула его из ранца. — С сыром и помидором.
— А булка не черствая? — Голос звучал устало. — Черствую я не осилю. Зубы плохие.
— Да нет, не черствая, — сказала я. В тот день у меня впервые почти что получился настоящий косой разрез. Сэндвич был красивый, только слегка влажный — я его таскала в ранце полдня, и он весь пропитался помидором.
Он протянул руку, и я вложила в нее сэндвич.
— Какая сегодня температура пара? — спросил он.
— Не знаю точно, — сказала я, притворяясь, будто понимаю, о чем речь. — У меня… э-э-э… не было времени проверить.
— Дождь — слабая защита, — сказал он, глядя на сэндвич. — Надо было построить купол.
— Может, завтра? — предположила я.
Он поднял на меня глаза, и внезапно его лицо снова показалось мне знакомым. Точнее, его взгляд. Он как бы видел меня всю сразу, целиком.
— Я старик, и ее больше нет, — сказал он. — Так что ты не тревожься, ладно?
— Не буду.
Он кивнул.
— Умница.
Бег по кругу
— Знаешь что? — сказала я маме, когда она пришла с работы. — Человек, который смеется, — не совсем псих. Он, скорее, НПП.
— НПП?
— Нечто психоподобное.
— Не говори таких слов, пожалуйста. И о чем ты вообще?
— Я дала ему сегодня сэндвич. И он взял его совершенно нормально. Ну, почти.
— Ты дала ему сэндвич?
— Ну да, у меня остался несъеденный. От Джимми.
— Мира, с какой стати ты дала ему сэндвич?
— А что тут такого? Я думала, тебе это понравится.
— Ты думала, мне понравится, что ты вступаешь в контакт с психически нездоровым человеком?
— Какой еще контакт? Я просто дала ему сэндвич.
— Мы ведь говорили об этом, Миранда. Я думала, ты сознательный человек. Поэтому, и только поэтому я разрешала тебе ходить одной, без взрослых!
— Я всего-навсего дала сэндвич бездомному! Ты, между прочим, работаешь для нарушителей закона! И водишь дружбу с беременными преступницами!
— Не всякий, кого обвинили в преступлении, преступник. Ты это знаешь. И к тому же мне-то не двенадцать лет!
Я показала пальцем на ее свитерок с радугой:
— А на вид не скажешь!
Я почувствовала, что вот-вот разревусь, схватила два пакета чипсов, которые принесла Луиза, вбежала к себе и захлопнула дверь.
Через несколько минут она постучалась и вошла.
— Прости меня. Ты хорошо поступила. Я не должна была на тебя орать.
— Так зачем же наорала?
Она села ко мне на кровать.
— Сама не знаю. Наверное, я просто схожу с ума от одной мысли, что ты подвергаешь себя опасности. Я себя убеждаю, что с тобой никогда ничего не случится, мне нравится так думать, но… Я тебе доверяю, Мира, это правда. Просто — просто я не хочу больше ошибаться. Еще одной ошибки я просто не вынесу.
— О чем ты? Какие ошибки?
Она рассмеялась.
— Хочешь, чтобы я перечислила? Да их миллион! К счастью, ты почти все их перевешиваешь.
— Почти все? Это сколько?
Она улыбнулась.
— Не знаю. Допустим, девятьсот девяносто девять тысяч.
— Значит, еще тысяча остается?
И тут она в лоб заявила:
— Ричард хочет переехать к нам. Хочет, чтоб мы поженились.
«Он этого хочет?» — изумился мой мозг, и в тот же миг мне вдруг стало легко-легко. И радостно.
— Но это же классно! — сказала я маме.
— Ты так думаешь? — Она еле заметно улыбнулась, и уголки ее губ сразу опустились. — Не знаю. Я не могу… не могу понять, правильно это или нет.
— Разве ты его не любишь?
— Люблю, конечно! Я же не о том. Я не знаю, правильно ли это для тебя.
— Так ты поэтому не даешь ему ключ? Из-за меня?
Она медленно покачала головой.
— Не знаю, не знаю. У меня ощущение, что я бегаю по кругу и боюсь шагнуть в сторону — вдруг это будет неверный шаг? Мне нужно время. Нужно еще подумать. — Она встала. — Вода, наверное, уже кипит. Спагетти будут готовы через десять минут.
Опять спагетти. Похоже, мы и правда бегаем по кругу, подумала я. Во всех смыслах.
У кого как принято
