— Злишься, что тебе пришлось долго сидеть у Белл? Но у меня была куча важных дел, я не могла просто встать и уйти…
— Ничего я не злюсь, мне нравится у Белл.
Интересно, когда она занималась маникюром — до своей кучи важных дел, после или во время?
— Вообще-то ты могла пойти к Сэлу.
Сэл и его мама Луиза живут под нами. Сэл раньше был моим лучшим другом.
— Я же сказала, мне нравится у Белл.
— Все-таки давай оставим запасной ключ в пожарном рукаве. Мало ли что.
Так что после ужина мы спрятали запасной ключ в наконечнике пыльного, свернутого в кольцо пожарного рукава на лестничной клетке. Этому рукаву уже, наверное, лет сто, он весь потрескавшийся, и мама всегда говорит, что при пожаре от него не будет никакого толку и придется прыгать из окна в соседский сад. Хорошо, что мы живем на втором этаже.
Ты просил не забыть про ключ. Если я когда-нибудь все-таки решусь написать тебе письмо, в чем я сомневаюсь, то, наверное, про это и напишу.
Блиц-раунд
Первый раунд «Пирамиды» мама называет «блиц» — там самое главное скорость реакции. В каждой команде двое участников: просто игрок и знаменитость; и вот эта знаменитость должна угадать с подсказки простого игрока семь простых слов. Если, к примеру, первое слово «вилка», то игрок говорит: «То, чем едят, но не ложка, а…»
Если у звезды есть мозги — а это, говорит мама, вовсе не факт, — то она, то есть звезда, выкрикивает: «Вилка!» Тогда раздается «дзиннь», и на экранчике, который виден только простому игроку, появляется следующее слово. На семь слов команде дается тридцать секунд.
Потом экранчики поворачиваются, и уже знаменитость подсказывает, а игрок угадывает. Еще семь слов, еще тридцать секунд, поворот — и опять игрок подсказывает, а звезда угадывает.
В блице можно набрать максимум двадцать одно очко, и тем, кому это удалось, достается приз — две тысячи сто долларов. Но самое главное тут опередить соперников, потому что команда, которая выигрывает блиц, выходит в раунд победителя — и вот там начинаются серьезные деньги.
Сегодня тренировка короткая, потому что вечером будет собрание жильцов нашего дома. Раз в месяц соседи собираются у нас в гостиной и жалуются, а мама с бешеной скоростью записывает. Большинство, правда, этими собраниями не интересуется. Только старики всегда тут как тут, потому что их мало куда приглашают и потому что они сердятся на плохое отопление. Луиза, мама Сэла, работает в доме престарелых; она говорит, что старики вообще вечно мерзнут, никак не могут согреться.
После таких собраний, на которых мистер Нанци обычно прожигает сигаретой очередную дырку в нашем диване, мама всегда пишет письмо домовладельцу, а копию посылает в какую-то городскую службу, которая вроде как должна заботиться о том, чтобы у нас была горячая вода, закрывалась дверь подъезда, а лифт не застревал между этажами. Но ничего не меняется, никогда.
Вот-вот начнутся звонки в дверь. Ричард натаскивает маму на блиц-раунд, а я делаю лимонад из концентрата и открываю пачки печенья «Орео».
Луиза стучится условным стуком, и я с подносом руках впускаю ее в квартиру. Она берет печенюшку и вздыхает. На ней джинсы; белые медсестринские туфли она сбрасывает у двери. Луиза с трудом выносит эти посиделки, но приходит из солидарности с мамой. И потом, кто-то же должен приглядывать за мистером Нанци, чтобы он со своей сигаретой не устроил пожар.
— Лимонаду? — спрашиваю я. Не желаю изображать официантку на маминых сборищах, но для Луизы — всегда пожалуйста.
— Звучит заманчиво. — Луиза идет за мной в кухню.
Как только я вручаю ей бокал, звенит звонок. Причем звенит он добрую минуту. Почему, спрашивается, они не отрывают палец от кнопки?
— Старики, — говорит Луиза, как будто читает мои мысли. — Привыкли, что их никто не слышит. — Она берет еще два печенья и идет открывать.
Вообще-то Луиза не ест, как она выражается, «магазинную еду», но говорит, что без «Орео» она бы не пережила собрания жильцов.
Через пятнадцать минут мама уже сидит на полу в гостиной и быстро-быстро строчит в блокноте, а остальные по очереди возмущаются, что в лифте грязно, на лестнице окурки, а сушилка в подвале расплавила резинку на чьих-то панталонах.
Я стою у стенки в прихожей и смотрю, как мама, не переставая записывать, поднимает палец — это она так просит миссис Биндокер говорить медленнее. Потому что, когда миссис Биндокер открывает рот, даже мама со своей стенографической скоростью за ней не поспевает.
Когда мама в первый раз увидела нашу квартиру, она заплакала. Все вокруг просто «заросло грязью», говорит она. Деревянные полы были «практически черные», окна «заляпаны сверху донизу», а о том, чем измазаны стены, ей «даже думать не хотелось». Она всегда рассказывает об этом одинаково, этими самыми словами.
Я тогда тоже была с ней, в переносном креслице. Стояли холода, мама была в новом пальто, в шкафах ни одной вешалки, а класть пальто на грязный пол или на шипящую облупленную батарею ей не хотелось, поэтому она так и держала его в руках, бродя по комнатам и уговаривая себя, что все не так ужасно.
На этом месте я всегда старалась придумать какое-нибудь место, куда она могла бы положить пальто, если бы только догадалась.
— А почему ты не бросила его на перекладину в шкафу в прихожей? — спрашивала я.
— Там было пыльно, — отвечала она.
— А на подоконник в кухне?
— Тоже пыльно.
— А приоткрыть дверь в спальню и сверху на нее — пальто?
— Я бы не дотянулась, — говорила она, — а главное, там было пыльно.
В тот день, почти двенадцать лет назад, мама сделала вот что. Она снова надела пальто, подхватила креслице со мной и пошла в магазин. Там она купила швабру, мыло, мусорные пакеты, рулон самоклеящейся пленки для кухонных полок, губки, средство для мойки окон и бумажные полотенца.
Вернувшись, она вывалила все это на пой, а в освободившийся чистый пакет опустила аккуратно сложенное пальто. Потом повесила этот пакет на дверную ручку и весь день драила квартиру. А мне, по ее словам, хватило сознательности угнездиться в креслице и проспать долго-долго.
В тот день она познакомилась с Луизой, у которой тоже не было мужа. Они встретились в подъезде, когда выносили мусор к бакам. На руках у Луизы был Сэл. Он плакал, но когда увидел меня, замолчал.
Я все это знаю, потому что сто раз просила маму рассказать мне эту историю. Историю о том, как я впервые увидела Сэла.
Потери
