кепкой. Ладонь в перчатке поднялась в приветствии, из-под козырька головного убора блеснули влажной чернотой глаза шагнувшего навстречу мне человека.
— Черт! — вильнув в сторону, я с трудом удержал пошедший юзом мотоцикл и затормозил, проскочив пару метров — Азамат, я чуть не сбил тебя!
— Здравствуй, Дима.
— Здравствуй, Азамат. Почему ты здесь? Я ожидал увидеть тебя на назначенном месте! Ты ведь чуть под колеса не угодил!
— Ты повзрослел, Дима. Ты очень изменился. У тебя другие глаза — усталые и жестокие. Вокруг тебя ходят другие люди, много нехороших, злых людей с пистолетами под одеждой, ты сам стал другим. Чужим, не таким как был. Зачем ты избил того несчастного, что ставил за тебя деньги?
— Ты следил за мной, Азамат? Все эти годы?
— Следил. Но не за тобой. За людьми вокруг тебя. И сейчас двое из них идут к тому месту, где мы должны были встретиться. Мне стоит верить тебе или ты с этими людьми вместе и старому глупому таджику совсем не стоило приезжать?
Я заглушил двигатель и слез с мотоцикла. Внезапная тишина упала темным облаком, обволакивая нас серой ватой. Робко чирикнуло что-то пернатое в ветвях, под подошвой моего ботинка хрустнула сухая ветка. Азамат стоял не двигаясь, не отводя от меня взгляда и не вынимая правую руку из кармана плаща. Я повернулся к нему спиной, сделал два шага до поворота, внимательно огляделся. Никого. Пока никого. Но всё равно надо спешить, если стало известно место и время встречи, то минут через пятнадцать «наружка», а скорее всего группа захвата, примется прочесывать лес. Так нужная мне фора во времени сократилась до критической величины. Молодец, товарищ полковник, оперативно сработано. Я считал, что у меня будут сутки, но осталось на все про все минут десять и надо, чтобы Азамат успел уйти. А он насторожен, недоверчив, и если я совершу ошибку, уйдет. Я посмотрел на Азамата:
— Верить мне? Не знаю, это ты решишь сам, после нашего с тобой короткого разговора. Времени нет. В любом случае то, что ты прячешь в кармане, тебе пригодится. Или для меня или против тех злых людей, что идут к месту нашей встречи.
— Хорошо, я слушаю тебя.
Я наклонился к заднему крылу мотоцикла, напрягся и вырвал из креплений брызговик. Открутил извлеченной из кармана отверткой катафоту, поддев жалом светоотражатель, извлек его из вмятого внутрь жестяного гнезда. На подставленную ладонь выпали запаянные в тонкую пленку негативы.
— Вот это, Азамат, нужно переправить за границу. В Индию, Пакистан, Турцию. В фармакологические компании. Нужно эти негативы размножить и подбросить ученым, работникам, владельцам компаний, неважно кому. Лишь бы они попали на глаза тем, кто разбирается в вирусологии. Текст на английском. Здесь пять упаковок по два негатива в каждой. Пожалуйста, постарайся сделать еще копии.
Азамат молчал, не протягивал руку, холодно смотрел мне в глаза. Наконец его губы шевельнулись, задавая вопрос:
— Что это, Дима?
— Это… — я взвесил невесомые кусочки фотопленки на ладони — Это, Азамат, и лекарство и одновременно смерть. Волшебное лекарство и неотвратимая, мучительная смерть. Люди вначале выздоровеют, забудут, что такое рак и СПИД, а потом будут умирать в корчах, их кожа станет серого цвета, а слезы будут красными, потому что их сосуды лопнут, и кровь будет заливать легкие, лишая их дыхания и жизни.
— Чья именно смерть? Каких людей?
— Наших тоже — я вздохнул — Прежде чем здесь начнется производство другого вируса, убивающего этот, кто-то успеет заразиться и заразить других.
— А оно начнется?
— А разве будет выбор, если ты или твои люди переправят это за границу?
— Значит это твое лекарство от зимы? Страшное лекарство, хуже болезни.
— Да, Азамат. Там умрут — здесь выживут. Страна останется та же. Здесь пропущена одна ступень обработки вируса, без неё он смертелен. Не сразу, нет, где-то через полтора года. Это очень занимательный вирус, необычный и у него очень интересный инкубационный период. Прости, тебе незнакомо это понятие.
— Почему же, знакомо. И о вирулентности я тоже знаю. Как он передается?
— В латентной форме через кровь и половые контакты. Как СПИД. В активной стадии воздушно- капельным путем, тактильно и также через кровь. Способен сохранять активность при низких и очень высоких температурах. Нет — я отрицательно качнул головой в ответ на не прозвучавший вслух вопрос — человек подобных температур не выдержит.
— То есть, от него нет никакой защиты? Нет противоядия и антибиотики бесполезны?
— Да. Его убивает только он сам, но другой. Измененный.
— Что это было, Дима? Чем это было раньше?
— Раньше это был вирус нильского гриппа. Болезнь называли крокодилий грипп. Вскрыли, археологи, одну могилу фараона. Потом он стал, благодаря неуёмному человеческому любопытству и ненависти к другим, началом Серого финала.
— И сколько вас выжило, прежде чем вы поняли, как с ним бороться?
Я вздрогнул и посмотрел в глаза Азамата. Вначале я там видел только лед и свою смерть, а потом…. Потом Азамат вынул правую руку из сразу оттянувшегося под металлической тяжестью кармана и взял с моей ладони негативы.
— Можешь не говорить, я и так понял, что вас выжило очень мало. Прощай, Дима.
— Прощай, Азамат.
Фигура в плаще давно растворилась в сумраке зарослей, а я сидел на обочине тропинки и ждал. Ждал и думал, что после того как все закончится, я, наверное, застрелюсь. Потому что с таким грузом лжи на душе жить я больше не смогу. Прощай еще раз Азамат и прости, что я тебе тоже солгал, что подставил тебя. Рядом с моей ногой пролегала муравьиная дорога, и я долго наблюдал за одним упрямым муравьишкой, что упрямо тащил в одиночку соломинку раз в пять больше него. До тех пор, пока его не раздавила подошва черного ботинка с прошитым суровыми нитками рантом. Тогда я поднял вверх сложенные вместе ладони и мои запястья обхватил холодный металл наручников.
Азамат стремительно бежал, проламываясь всем телом сквозь лысые, без листьев, заросли редких кустов, карабкался, оскальзываясь на склоны неглубоких вымоин и оврагов. Он не боялся наследить, он боялся не успеть оторваться от преследующих его, старался оставить как можно большее расстояние между собой и ими. Зажатой в левой руке кепкой он утирал пот на лбу, правой рукой придерживая колотящий остроугольной гирей по бедру ТТ со стертым воронением. Маленький пакетик с кусочками черной пленки жег грудь, заставляя не обращать внимания ни на хриплое дыхание, ни на колотье в правом боку. Он бежал и бесконечное количество раз повторял про себя первые строки восьмого акта Прощающей суры: «И убереги их от воздаяния за их плохие деяния, не спроси их о грехах, ведь кого Ты убережёшь от воздаяния за плохие деяния в День Суда, то значит того Ты помиловал. А это спасение от Ада и вхождение в Рай!». Повторял и не верил в спасительность молитвы. Вряд ли Великий и Милосердный простит подобное.
Свою машину он увидел неожиданно слева от себя, очевидно, слишком забрал вправо, пока проламывался через этот проклятый лес. Немой с виду дремал, загнав автомобиль в кусты, но стоило Азамату зашуметь, выбираясь на прогалину, как тут же встрепенулся и в лицо Азамату уставились черные жерла стволов обреза.
— Воды.
Голос Азамата был хрипл, пил он жадно, проливая половину воды из фляги себе на грудь.
— На станцию?
— Нет. Оденешь мой плащ и кепку. Выберешься на трассу и будешь уходить в сторону Самары. Если прижмут, начнут стрелять по колесам — останавливайся. Ты нужен мне живым. Обрез выброси. Я сказал — выброси! Здесь и сейчас — Азамат повысил голос, заметив промелькнувшую искру строптивости в глазах
