больницу следом за машиной «Скорой», не успев переодеться. И на ней было платье с голой спиной, а на ногах туфельки не на каждый день. Ну, да теперь чего это обсуждать.
— Ты в ту ночь дежурил по управлению, — напомнила Вера. — Что еще показалось тебе подозрительным?
— И это знаешь! — удивился Евдокимов. — Собственно, ничего такого мне не показалось.
— Когда тебе той ночью последний раз звонил Миклашевский?
— Где-то около полуночи. Задал обычный вопрос, как дежурство проходит. Я ответил, как полагается, мол, без происшествий и замечаний. А звонил он, если тебя это интересует, не из дома, а по мобильному. Находился, судя по фону, в автомобиле. Придя в управление утром, полковник просмотрел сводки и ничего не сказал, хотя фамилия Лиусского там была указана. Ее Иван Севастьянович ведь должен был помнить, потому что из-за этой семейки тебя поперли…
Евдокимов посмотрел на часы, взял вторую кружку и одним долгим глотком осушил почти полностью. Потом сказал:
— Ты извини, но мне домой надо. А тебе — мой тебе совет: напиши на имя начальства заявление о возвращении на должность с указанием причин, попроси проверки достоверности письма гражданки Лиусской, обвинившей тебя. В твоем кабинете сейчас сидит мужик абсолютно не компанейский. Пришел по переводу откуда-то, молчит, только глазами зыркает, словно его приставили следить за нами.
Они вышли из кафе. Вера показала на свой автомобиль, припаркованный невдалеке, и предложила:
— Давай до метро подкину.
Евдокимов отказался.
— Пешком быстрее получится.
Но машину все-таки оглядел. Вера объяснила, что это наследство от мужа.
— За адвоката, что ли, замуж выйти… — мечтательно произнес майор. — А потом попрошу кого- нибудь грохнуть его, глядишь, богатым человеком стану. Можно будет работу и вовсе бросить, а то уже надоело чужое дерьмо разгребать.
Глава 11
А вообще, кто такой полковник Миклашевский? Что Вера про него знает? Ну, кроме того, что тот был ее начальником и, по ее женской слабости — не смогла отказать его напору, — любовником. Чего она тогда боялась, что ее переведут в райотдел? Но для этого нужны причины. Хотя Иван Севастьянович нашел бы за что. Или, может, поняла, что не любит мужа, а хотелось любви — настоящей, которая не встречалась почему-то? Только где такая любовь могла встретиться, когда вся ее жизнь в двух словах заключалась: работа — дом, дом — работа… Не в метро же. Не на редких посиделках с друзьями, которых у нее не так уж и много, как выяснилось. Одни Цигаловы. А все остальные были приятелями или деловыми знакомыми Бережного, причем все, как на подбор, счастливы в браке. Или успешно притворялись таковыми.
Почему вдруг рядом с ней оказался именно Миклашевский? Потому что он относился к ней поначалу по-отечески, а ей именно отца и не хватало? Отца, который бы опекал и учил всяким премудростям — раскрывал всякие характерные мужские повадки, пристрастия и привычки. Отец бы просто опекал, заботился бы в меру, и она уже была бы другой. Но появился Миклашевский — требовательный, внимательный и одновременно добрый, именно такой человек и был ей нужен всю жизнь. Иван Севастьянович обаятельный, сильный, в карман за словом не лезет. В постели только поначалу напугал, но потом она привыкла к его рыкам и грубым похлопываниям. Ночью он становился другим — не таким, каким его знали сослуживцы. Может, и жена его таким не знала. Не человек, а песочные часы. Миклашевский и сам признавался Вере, что удивляется себе самому, когда рядом с ней. Но мог ли он убить?
Что она знает про него наверняка? Начинал опером. Хорошо, нет, даже отлично стреляет. Вера видела на стрельбище, как Миклашевский поражает мишени. Наверняка мог норматив выполнить с закрытыми глазами. Однажды полковник, смеясь, сказал, что будь у него «СВД»… Он что, стрелял из снайперской винтовки Драгунова, служа в милиции? Как работала советская милиция, Вера знала только по рассказам.
Иван Севастьянович начинал службу в Москве и, говорят, отличился при штурме Белого дома в девяносто третьем, за что имеет орден, но не носит его. А как он мог отличиться при штурме Белого дома? Это же не дворец Амина.
В здании сидел почти весь состав Верховного Совета, члены которого большинством голосов проголосовали за отстранение президента от должности. Проголосовали на законном основании, согласно Конституции страны. В ответ Ельцин объявил их решение заговором и распустил Верховный Совет, на что права не имел. Депутаты заперлись в своем Совете и стали поднимать народ на выступление. Никто не поднялся, потрясения не нужны даже самым смелым. Но у здания собрались сотни зевак — интересно же. Конечно, телевидение подскочило. Кому-то надоело наблюдать по телику бесконечное шоу, и был отдан приказ. Подошли танки и открыли огонь из орудий по окнам. Депутаты сдались. То есть штурма не было как такового.
Потом, правда, раздавались награды — те, кто бил из орудий по безоружным депутатам, стали героями. Действия танкистов были признаны правильными — якобы из окон депутаты из автоматов стреляли по зевакам. Жертвы в толпе и в самом деле были, но не так много: вероятно, депутаты, стреляя по толпе, не могли в нее попасть, мазали в основном мимо. К тому же раненых не было, а только убитые, что удивительно при неумелой стрельбе гражданских лиц. Поговаривали, мол, стреляли снайперы с совсем другой стороны — с крыши или из окон гостиницы «Украина». Но никто не проверял эти слухи.
А Миклашевский получил в то же время орден и был переведен в Питер сразу в городское управление. Однажды Вера спросила его про награду, правда ли, что Иван Севастьянович получил ее за Белый дом. Полковник ответил уклончиво: «Всех награждали, вот и я под раздачу попал». А ситуацию вокруг Белого дома и вовсе обсуждать с ней не захотел. Сказал, что ничего не знает, но теперь можно говорить все, что угодно. Кроме правды, разумеется. «Вся история — ложь, — сказал он тогда, — и древняя, и современная. Каждый правитель, придя к власти, переписывает ее по своему усмотрению».
Миклашевский не глуп, не болтлив и очень-очень осторожен. Служебный роман — не его тема. Однако роман с подчиненной у него случился. Может, и в самом деле влюблен был? Или просто воспылал внезапно страстью к молоденькой сотруднице, что еще хуже. Но в любом случае виновата она сама. Отказала бы с самого начала, и все. Почему не сделала этого сразу, чего боялась? Ведь не убил бы он ее…
Подозрения в отношении Миклашевского остаются. А как их проверить? Неплохо бы установить за ним наблюдение. Только, конечно, невозможно. Кого она может попросить об этом? В управление собственной безопасности обращаться глупо, тем более управление собственной безопасности занимается не поисками коррупционеров в рядах полицейских, не пресечением противоправных действий некоторых сотрудников, а обеспечением именно безопасности и охраной сотрудников от посягательства на их жизнь и здоровье. Зато народ наивно верит, будто кто-то борется с оборотнями в погонах. Проследить перемещения и встречи Миклашевского не удастся, организовать прослушку его телефона — еще большая утопия.
Вера подходила к своему дому, размышляя о том, что можно сделать.
Подняла голову, посмотрела на окна своей квартиры, направилась к подъезду и вздрогнула, потому что увидела впереди бывшего мужа. Бережной шел не спеша и тоже смотрел вверх, на окна.
Вера смотрела на его спину и ничего не понимала. Вернее, понимала, что это не Евгений, но… человек, который шел впереди, уж очень похож на него. Даже одет в ту же одежду, которую носит… то есть носил когда-то Бережной.
На последнем курсе университета Женька приобрел себе кожаный френч и гордо ходил в нем, надевая с черными джинсами «супер райфл». И на человеке, шедшем к подъезду, были сейчас та же куртка и те же джинсы, такие же потертые…
Наконец Вера сообразила, что идет следом за Толиком, которому старые вещи бывшего мужа пришлись почти впору.
