Сочинения. В 2-х томах

Там, как стихи, павлиноцветы,
Гремучий лютик, звездный зев…
Мы — китобойцы и поэты —
Взбурлили парусом напев.

И вея кедром, росным пухом
На скрип словесного руля,
Поводит мамонтовым ухом
Недоуменная земля!

(1927)

381 НОЧНАЯ ПЕСНЯ

За Невской тихозвонной лаврой,
Меж гробовых забытых плит,
Степной орел — Бахметьев[4] храбрый —
Рукой предательской зарыт.

Он в окровавленной шинели,
В лихой папахе набекрень, —
Встряхнуть кудрями цепче хмеля
Богатырю смертельно лень.

Не повести смолистой бровью,
Не взвить двух ласточек-ресниц.
К его сырому изголовью
Слетает чайкой грусть звонниц.

По-матерински стонет чайка
Над неоплаканной судьбой,
И темень — кладбища хозяйка —
Скрипит привратной щеколдой.

Когда же невские буксиры
Угомонит глухой ночлег,
В лихой папахе из Кашмира
Дозорит лавру человек.

Он улыбается на Смольный —
Отвагой выкованный щит,
И долго с выси колокольной
В ночные улицы глядит.

И траурных касаток стая
Из глуби кабардинских глаз
Всем мертвецам родного края
Несет бахметьевский приказ:

Не спать под крышкою сосновой,
Где часовым косматый страх,
Пока поминки правят совы
На глухариных костяках.

По русским трактам и лядинам
Шумит седой чертополох,
И неизмерена кручина
Сибирских каторжных дорог.

У мертвецов одна забава —
Звенеть пургой да ковылем,
Но только солнечная пава
Блеснет лазоревым крылом, —

На тиховейное кладбище
Закинет невод угомон,
Буксир сонливый не отыщет
Ночного витязя затон.

Лишь над пучиной городскою,
Дозорным факелом горя,
Лассаль гранитной головою
Кивнет с Проспекта Октября.

Кому поклон — рассвету ль мира,
Что вечно любит и цветет,
Или папахой из Кашмира