Когда осыпаются липыВ раскосый и рыжий закатИ кличет хозяйка — цып, цыпы!Осенних зобастых курят,На грядках лысато и пусто,Вдовеет в полях борозда,Лишь пузом упругим капуста,Как баба обновой, горда.Ненастна воронья губерния,Ущербные листья — гроши.Тогда предстают непомернейГлухие проселки души.Мерещится странником голосПод вьюгой без верной клюки,И сердце в слезах раскололосьДуплистой ветлой у реки.Ненастье и косит и губитНа кляче ребрастой верхом,И в дедовском кондовом срубеБеда покумилась с котом.Кошачье мяу в половицах,Простужена старая печь, —В былое ли внуку укрытьсяИль в новое мышкой утечь?!Там лета грозовые кони,Тучны золотые овсы…Согреть бы, как душу, ладониПожаром девичьей косы.
(1932–1933)
399
Россия была глуха, хрома,
Россия была глуха, хрома,Копила сор в избе, но домаВ родном углу пряла судьбуИ аравитянку-рабуВ тюрбане пестром чтила сказкой,Чтобы за буквенной указкойЧасок вольготный таял слаже,Сизее щеки, [чтобы] глаже,И перстенек жарчей от вьюги,По белый цвет — фату подруги —Заполонили дебри дыма;Снежинка — слезка Серафима —Упала на панельный слизеньВ семиэтажьи, на карнизе,Как дух, лунатик… Бьют часыПо темени железной тростьюЖемчужину ночной красы.Отужинать дождусь я гостьюХвостастую, в козлиных рожках:Она в аду на серных плошках,Глав-винегретчица Авдотья.Сегодня распотешу плоть яБез старорусского креста,И задом и губой лапта,Рогами и совиным глазом!..Чтоб вередам, чуме, заразамНашлося место за столомВ ничьем, бездомном, [под полом],Где кровушка в бокалах мутныхИ бесы верезжат на лютняхОслиный марш — топ-топ, топ-топ;Меж рюмочных хрустальных тропПолзет змея — хозяйка будни,Вон череп пожирает студни,И в пляс пустились башмаки,Колотят в ребра каблуки.А сердце лает псом забитым,У дачи в осень позабытым!Ослепли ставни на балконе,Укрылись листья от погониЛовца свирепого — ненастья.Коза — подруга, — сладострастьяБокалом мутным не измерить!Поди и почеши у двери