добраться до лошадей. Его окружали отборные бойцы, способные опрокинуть любого, кто посмеет встать на их пути. Остготы дрогнули и стали расступаться, предоставив тем самым своим врагам шанс на спасение.
– Лук мне, – обернулся Анастасий к своим телохранителям.
Ярман уже утвердился в седле, левая рука его потянулась к поводьям, и в это мгновение комит выстрелил. Стрела угодила Констанцию в шею, он покачнулся и повалился с седла под ноги набегающим остготам.
– Надеюсь, наши люди успели поднять мост и закрыть городские ворота, – спокойно проговорил Анастасий, отворачиваясь от окна. – Было бы обидно потерять все, когда победа уже одержана.
Остготы не подвели византийца. Когда Анастасий с Тудором поднялись на стену города, они увидели легионы Сара, бессильно застывшие у рва. А у горизонта уже клубилась пыль, поднятая готскими сапогами. Армия Тудора возвращалась в Аквилею, полная надежд на грядущий триумф.
– Сенаторы живы? – спросил Анастасий у рекса.
– Живы, – усмехнулся Тудор. – Хотя и перепуганы до смерти.
– Пошли их к легионам Сара, – посоветовал комит товарищу. – Остготам теперь уже незачем лить свою и чужую кровь. Поздравляю тебе с победой, августейший Тудор.
– А как же инсигнии? – усмехнулся рекс.
– Будут, – спокойно отозвался Анастасий. – Я сказал.Кого Феофилакт не ждал в эту дождливую осеннюю ночь, так это комита агентов. Тем не менее именно Анастасий, промокший до нитки, но по- прежнему шумный и уверенный в себе, сгреб его в охапку на пороге дома.
– Зинон умер десять дней тому назад, – начал евнух с главного, не успев даже поздороваться с гостем.
– Знаю, – холодно отозвался Анастасий, сбрасывая с плеч мокрый плащ. – Ты купил дворец комита Андриана?
– Да, – кивнул Феофилакт. – Хотя сделать это было совсем не просто.
– Не важно, – отмахнулся Анастасий. – Брачный наряд готов?
– Готов, – растерянно развел руками Феофилакт. – А где же невеста?
– Невесту мне приведешь ты, – усмехнулся комит, протягивая руки к очагу. – Сиятельная Ариадна, надо полагать, заждалась суженого.
– Помилуй, комит, – ужаснулся евнух. – Она всего десять дней как вдова.
– И что с того? – зло выдохнул Анастасий. – Ариадна ведь не прачка, а императрица. Ей долго вдовствовать не к лицу. Сегодня же ты отправишься в императорский дворец и проведешь Ариадну по подземному ходу в дом комита Андриана. Я буду ждать вас там.
– Но меня не пустят к императрице среди ночи! – ужаснулся Феофилакт.
– Ужом проползешь, – усмехнулся комит. – Скажешь охране, что у тебя важные вести для сиятельной Ариадны.
– Они отправят меня к магистру двора Несторию, именно он сейчас распоряжается всем в императорском дворце.
– Это который Несторий? – нахмурился Анастасий.
– Тебя слишком долго не было в Константинополе, комит, – печально покачал головой Феофилакт. – А здесь многое изменилось.
– Сила на моей стороне, старик, – холодно произнес Анастасий, сжимая ледяными пальцами костлявое плечо евнуха. – Ты скажешь Несторию, что правитель Сар убит. Рим пал под напором остготов. А гордые своей победой варвары двинулись на Константинополь. Не пройдет и месяца, как они будут здесь.
– Это правда?! – в ужасе отшатнулся от комита евнух.
– Правда здесь только то, что мой лучший друг рекс Тудор стал правителем Рима, а станет он августом или нет, зависит сейчас от тебя, Феофилакт. Но об этом ты Несторию не говори. Пусть поволнуется.
Самым трудным оказалось уговорить священника обвенчать раба божья Анастасия с рабой божьей Ариадной. Но комиту агентов в шаге от вожделенного трона было не до церемоний. Посулами и угрозами он заставил упрямого попа выполнить свой долг перед империей. Ариадна, до смерти напуганная настойчивостью своего любовника, практически не сопротивлялась. И пришла в себя только на собственном ложе в объятиях только что обретенного мужа. А поутру магистр Несторий с изумлением узрел в тронном зале человека, спокойно сидевшего под балдахином в пурпурном императорском плаще и красных, словно кровью облитых, сапогах. Пухленький магистр ахнул, всплеснул руками и бросился было в ужасе прочь, но был остановлен громовым голосом императора. И тут только Несторий сообразил, что перед ним не божественный Зинон, восставший из гроба, а просто наглый самозванец с кривой ухмылкой на тонких бесцветных губах.
– Кто этот человек? – спросил магистр у бледной Ариадны.
– Это мой муж, – слабо улыбнулась та. – Божественный Анастасий.
Несторию показалось, что он сходит с ума. Еще вчера патрикии из свиты Зинона едва не передрались, решая судьбу империи. Константинопольская чернь волновалась уже пятый день. В городе ждали погромов и мятежа. Магистр Иоанн готовился ввести в город свои легионы уже сегодня, дабы утихомирить бунтовщиков. А тут, в довершение всех бед, во дворце объявляется самозванец, наглый, как бесчинствующий плебс.
– Скажи магистру Иоанну, что божественный Анастасий ждет его через час, – спокойно проговорил новоявленный император. – И не наделай глупостей, Несторий! Мне бы не хотелось начинать свое правление с казни магистра двора.
О чем самозванец говорил с Иоанном Скифом, Несторию выяснить так и не удалось. Вскоре к этим двоим присоединились патриарх Ефимий и комит финансов Геларий. Несторий буквально изнывал от нетерпения и едва не набросился с кулаками на евнуха Феофилакта, явившегося к нему в неурочный час.
– Успокойся, магистр, – остановил его старый интриган. – Все уже давно решено. Тебе осталось только вовремя крикнуть «Да здравствует божественный Анастасий», чтобы сохранить за собой теплое местечко.
Несторий последовал совету разумного человека и не прогадал. Божественный Анастасий, унаследовавший от своего предшественника не только трон, но и жену, уверенной рукой взял бразды правления в свои руки. И первое, что он сделал, получив благословение от патриарха, – это отправил инсигнии римских императоров остготскому рексу Тудору, публично назвав того августом и верным приверженцем христианской церкви. А спустя пять лет у церкви и империи появился еще один защитник, сиятельный Ладион. Монсеньор Ремигий лично крестил князя франков и три тысячи его верных дружинников, о чем с умилением сообщил в своем письме византийскому императору.
– Готовь еще один пурпурный плащ, Несторий, – криво усмехнулся божественный Анастасий.
– А не много ли пурпура для одной империи? – усомнился магистр.
– Мне не жалко пурпура, Несторий, лишь бы только он сиял под сенью креста.