мелочах, они стараются донести до собеседника суть события. А вот когда страсти поутихнут и волнение спадет, обычно всплывают подробности, на которые сначала никто не обратил внимания. И если все эти подробности, услышанные от разных участников происшествия, наложить на одну общую картину, ответ на вопрос «Кто у нас тут преступник?» рождается сам собой. Надо просто не упускать мелочей. Никаких.
Ёлка пожала плечами, всем своим видом показывая, что методика эта, должно быть, и имеет право на существование, но раскрыть убийства таким странным способом вряд ли у кого когда получалось.
Наверное, недоверие было слишком явно написано у нее на лице. Детектив это увидел – и решил показать девушке, как его теория работает в действии.
– Давайте поговорим с вами о бармене. Вы не против?
Все трое, Элка и телохранители, с изумлением уставились на француза. Первой откликнулась девушка:
– А чего о нем разговаривать? Он, конечно, душка, но не в моем вкусе.
Телохранители синхронно пожали плечами, мол, а действительно, чего о нем разговаривать?
– Когда мы с Саша? (имя телохранителя детектив произнес именно так, с ударением на второй слог) вошли в бар, вы о чем-то беседовали с молодым человеком за барной стойкой. Постарайтесь вспомнить, о чем он вам рассказывал.
Элка напрягла память, почесала затылок и промычала первое, что всплыло в сознании:
– Он… Он рассказывал о том, что прекрасно знает посетителей гостиницы, потому что они все бывали здесь раньше и не по одному разу.
Детектив поощрительно кивнул, мол, вспоминайте дальше.
– А еще, – продолжила Элка, – он объяснял мне, что смотрит на жизнь с профессиональной точки зрения, то есть как бармен. В первую очередь он вспоминает людей по тому, что они заказывают.
Француз опять кивнул, мол, видите, как вы интересно рассказываете. И даже уточнил:
– Вы помните, что про кого он говорил? Про предпочтения визитеров?
– Конечно! Миша Кац, это тот, который маленький и толстенький, предпочитает водку. Девушки, его сопровождающие, пьют сладенький ликер. Так же, как и спутницы другого Михаила, Никифорова. Те тоже заказывают Baileys, но другого сорта. Еще он мне сообщил, что, в отличие от этих любительниц сладенького, мадемуазель Белла пьет очень крепкую «Кровавую Мэри» с огромным количеством соуса «Табаско». А вот у Мориши Ларски была аллергия на алкоголь. Если верить бармену, то двадцать грамм виски могли ее просто убить. Это она сама ему рассказала. И еще про то, что у нее польские корни, она тоже ему поведала.
Наверное, перечисляя алкогольные пристрастия соотечественников, Элка сказала что-то важное, потому что д’Ансельм, внимательно ее слушавший, вдруг встрепенулся и перебил девушку:
– Погодите, именно так он и сказал? Мадемуазель Белла? Я правильно вас понял?
Ёлка в очередной раз озадаченно почесала макушку, призадумалась и кивнула:
– Вроде да, именно так. А что именно вас так зацепило?
Вот что значит профессионал! На детектива было просто приятно смотреть – он весь подобрался, как породистая легавая, чуть шевельнул ноздрями, вдыхая ресторанные запахи, и глаза его азартно загорелись:
– А теперь смотрите, как работает моя теория в действии. Предлагаю на минуту вернуться в бар и спросить у бармена что-нибудь про Беллу. Что-нибудь нейтральное. Например, не заходила ли она в бар еще раз или какой именно сорт «Табаско» она предпочитает. Запомните, наша с вами задача сделать так, чтобы молодой человек сам назвал ее по имени. Вам понятно?
Сашка с Женькой смотрели на детектива как на сумасшедшего пенсионера. Несет что-то про Вторую мировую, и никто его не понимает. Но послать в пень нельзя – зачем старших (и по званию, и по возрасту) обижать?
Именно поэтому – только из уважения, и не более того, – вся компания дружно встала со стульев и нестройной шеренгой пошагала обратно в полутемное помещение бара. Хотя, если говорить честно, это мужики пошагали, а Элка поскакала вприпрыжку, гонимая любопытством и никак не попадая в размеренный ход двух бывших солдат и одного полицейского. То есть солидно войти не получилось, Ёлка своей суетливостью всю торжественность момента сбила.
– Э-э-э… – не зная, как обратиться к бармену, промычала она.
– Жан. – Бармен приветливо улыбнулся и ткнул себя пальцем в болтающийся на груди бейдж. – Меня зовут Жан.
Ну конечно, как же его еще могли звать? Только Жаном или Жаком. Можно было поставить пятьдесят евро на то, что в паспорте у парня было написано другое имя, но для посетителей быть Жаном – намного удобней. Просто Жан – и все. Никаких обязательств, и запоминается легко.
– Послушайте, Жан. Мы тут с друзьями поспорили, что на свете не существует женщин, которые пьют очень крепкие алкогольные напитки. А вы мне говорили, что одна из постоялиц гостиницы предпочитает «Кровавую Мэри». Будьте рефери в нашем споре, объясните мужчинам, что они не правы и что далеко не все леди обожают шампанское!
Детектив, заслышав предложенную Элкой версию, разулыбался. Телохранители самодовольно повыпячивали животы. Еще бы, вон у них какая девица толковая! С ходу такого горячечного бреда убедительно нагородить далеко не каждая сумеет!
Бармен воспринял эти выпячивания и ухмылки как обычное мужское бахвальство, мол, мы же все равно правы, и принял сторону девушки. То есть раскололся и не преминул чутка опустить на землю представителей одного с ним пола:
– Да, мадемуазель абсолютно права! Я вам это как профессионал подтверждаю. – И гривастый жеребец в фирменной футболке отеля заговорщицки подмигнул Элке, мол, я с вами.
– Не может этого быть, – вступил в игру детектив. – Вы можете рассказывать нам тут о чем угодно, но подтвердить свои слова вы не сможете.
Похоже, бармен был настоящим французом. Ну, и, по ходу, бабником. Потому что честь девушки он защитил до конца:
– Почему вы так уверены, что не смогу? Между прочим, в настоящий момент в отеле проживает прелестная мадемуазель Белла, которая пьет коктейли такой крепости, что не каждый из вас смог бы осилить. И никогда не пьянеет.
– Как вы говорите? Мадам Белла? – словно не расслышав, переспросил д’Ансельм.
– Да, ее зовут Белла. Только она не мадам, а мадемуазель. Эта русская красавица не замужем и никогда не отягощала себя узами брака, – терпеливо пояснил бармен.
Если бы правила приличия позволяли, то детектив, похоже, готов был перегнуться через барную стойку и от души расцеловать информированного юношу – уж больно физиономия у детектива вдруг стала довольной.
– Благодарю вас, – церемонно поклонился д’Ансельм и, не прощаясь, зашагал по направлению к выходу.
– Чего это с ним? – удивился бармен. – Он же вроде проспорил? Почему тогда так обрадовался?
Ёлка с телохранителями еще только из бара вышли, а д’Ансельм уже восседал за столом и радостно барабанил пальцами по бумагам.
– Господи, как можно быть такими невнимательными? Вы что, слепые? Или глухие? Все же на поверхности лежит! Только идиот мог бы не догадаться, в чем дело!
Чего-то он распоясался, этот супердетектив. Обзывается, хамит уважаемым людям. Неделикатно намекает, что они, уважаемые люди то есть, глупее идиотов. Словом, нюх напрочь утратил этот ажан!
– Давайте вы сделаете скидку на то, что мы в подобных мероприятиях в первый раз участвуем, перестанете горячиться и просто расскажете, что именно такого важного мы не услышали в словах бармена. А потом мы уже по аналогии с вашим мышлением научимся делать выводы, – попыталась хоть как-то сгладить ситуацию Элка.
Она все-таки в этой компании была единственной женщиной, а значит, самой разумной. Вот и старалась договориться по-хорошему.
Детектив глубоко вдохнул, затем выдохнул и объяснил:
– В представленных мне бумагах нигде ничего не сказано про семейное положение присутствующих
