на которую приглашались все мстёрские поморцы, а после нее устраивался обед.
Раскольники мстёрского Спасова согласия были двух толков: беспоповцы и «австрийской веры», т. е. «тайного священства».
Служба у беспоповцев велась в избе «у Кротовых девок», а кое-кто имел и свои молельни.
У Рассадиных собирались тайносвященцы, беглопопов-цы и приверженцы Белокриницкой иерархии.
При Александре I раскол из религиозной секты превратился уже в большую промышленную корпорацию производителей и торговцев. Но с 1827 года возобновились преследования раскола.
Жестокие меры применять к раскольникам правительство уже боялось, потому что они с религиозным благоговением принимали страдания.
Наставники раскола часто ходили в лаптях и бедных рубищах, а сами раскольники зачастую были очень зажиточными.
Мстёрские раскольники были тоже самыми обеспеченными людьми в слободе. Поморец Суслов имел «стильную» иконную мастерскую. Панкратов и Большаков были богатыми мучными торговцами, спасовцы Янцовы — тоже владели иконной мастерской, единоверцы Фатьяновы — содержали медно-прокатную фолёжную фабрику, Крестья-ниновы — иконную фабрику, а Мумриковы — фабрику по производству фольги.
Среди православных зажиточных было немного, только владельцы мельницы Носовы да бурмистр Голышев.
В бурмистры же старались избрать, по указаниям графа, все же обеспеченных крестьян, потому и оказывались на этой должности чаще богатые «тайные раскольники». Деньги, потраченные на ложное свидетельство, они с лихвой потом возвращали из общественных сумм, а также эксплуатируя силой власти крестьян-бедняков.
Некоторые разбогатевшие раскольники имели свои суда и ходили на них за хлебом в Тамбовскую губернию, наживая на хлебной торговле большие капиталы. Они нанимали на суда бедных мстёрских крестьян и, якобы за провинности и недоимки, заменяли наказание батогами бесплатной работой на себя, все более и более закабаляя бедняков.
Александр Кузьмич Голышев постоянно открыто возмущался этим и другими происками раскольников против бедных, слыл во Мстёре поборником справедливости, за что и был избран бурмистром.
Став бурмистром, Голышев решил в первую очередь прекратить это второе крепостное право, которое устраивали богатые раскольники-хлеботорговцы беднякам. Вместе с бедняками он подсчитал сумму, заработанную ими у раскольников-капиталистов, и возбудил дело об ее уплате. Суд потребовал выплатить обманутым крестьянам тридцать тысяч рублей.
Раскольники взвыли и поклялись отомстить предприимчивому бурмистру. Они открыто грозили Александру Кузьмичу расправой и не раз подтверждали свои угрозы делом. Писали владевшей в то время Мстёрой графине Паниной ложные доносы на Голышева, но она отвергла жалобы, повелев разбирать их на месте, на миру.
Александр же Кузьмич, несмотря на угрозы раскольников, не унимался. Чтобы прекратить монополию раскольников-хлеботорговцев, он основал во Мстёре мирской банк, который в тяжелое время оказывал беднякам помощь.
Страстно преданный православию, Голышев не понимал, да и не хотел понимать, все раскольничьи отклонения от православных таинств. Призванный теперь своей бурмистрской должностью стоять на страже государственных законов и законов официальной, никонианской церкви, он позволял себе то, чего не мог позволить, даже если бы и захотел, священник.
Тайное предписание правительства запрещало священникам входить в дом раскольника, чему Александр Кузьмич всегда удивлялся. Как же проповедовать православие, если священник не может войти в дом и побеседовать с его хозяином о вере.
На бурмистра этот закон не распространялся, и Голышев по-хозяйски заходил в дома и молельни раскольников, что им совсем не нравилось, и не только из-за осквернения их православным, а и потому, что на моления раскольники часто приглашали своих, запрещенных законом, наставников веры, и во Мстёру то и дело приходили подозрительные, в рванье и лаптях, а то и босые, люди с заплечными, набитыми чем-то мешками. В мешках оказывались книги, агитирующие за раскол, а это было уж против царских указов, и тут Голышев напрямую мог привлечь хозяев за укрывательство подозрительных личностей, агитаторов ереси, за что людей сажали в тюрьму, судили и отправляли в ссылку.
Тогда раскольники решили любым способом сместить несговорчивого бурмистра. Они сами собрали мирской сход. Вызвали на него Голышева и вручили ему письмо с просьбой отказаться от бурмистрства добровольно, задолго до окончания срока перевыборов. Уже была подобрана кандидатура «тайного раскольника».
Когда Александр Кузьмич отказался сложить свои бур-мистрские полномочия, они тут же сунули ему в руки заранее подготовленное другое письмо с просьбой дать разрешение пожаловаться на него помещице.
Наверное, все-таки могли богачи-раскольники написать жалобу прямо графине, и, скорее всего, прошение было преподнесено самому бурмистру с хитрым умыслом — вывести его из себя. Знали раскольники: горяч Голышев, и особенно горячится, когда затевается несправедливое дело.
Они все очень хорошо продумали, его враги. Письмо привело бурмистра в бешенство, и он, объявив протест раскольников бунтом, велел арестовать бунтарей и заковать в железо.
Бунтарями оказались самые первостатейные, богачи-раскольники. А «заковать в железо» тогда означало: надеть на руки и ноги оковы (кандалы), усадить в специальное кресло, а за шею арестованный замком приковывался к спинке кресла.
Этого раскольники, по всей видимости, и добивались. У них не было никаких обличающих бурмистра улик, и они только провоцировали Александра Кузьмича, грозя жалобой графине. Теперь у них появилось право жаловат ся помещице, минуя бурмистра, и к графине в Петербург был послан нарочный.
Но графиня в это время умерла, завещая Мстёру своему племяннику.
Виктор Никитич Панин только что вступил, после смерти тетки, в управление Мстёрой, не бывал там, но от тетки знал, что бурмистром Голышевым она была довольна, что он мужик умный, пламенный гонитель раскола и пользовался особой благосклонностью графини.
Самому ехать во Мстёру Панину было некогда, и он написал письмо управляющему своего брата, имение которого было в шестидесяти верстах от Мстёры:
«Милостивый государь Владимир Петрович! С согласия братца покорнейше прошу Вас немедленно отправиться в Мстёрское имение для строгого исследования принесенных мне от некоторых крестьян жалоб, сущность коих Вы усмотрите из прилагаемых при сем подлинных бумаг.
Мне очень прискорбно, что подобные беспорядки могли возникнуть во Мстёре, где всегда существовали порядок, согласие и почтение к властям, без коих не может быть прямого благосостояния. Старайтесь всеми силами укротить между крестьянами вражду и объявить им, что всякое превышение власти со стороны местного сельского начальства, равно как и неповиновение и непочтение к оному, не останутся без строгого взыскания…
Если, впрочем, по исследовании Вы найдете бурмистра виновным, то я разрешаю Вам удалить его от должности и, если нужно, из Мстёры на короткое время и предоставляю мирскому обществу выбрать на один год другого бурмистра без производства ему жалованья и с тем, чтобы он был утвержден мною в сей должности, вступая предварительно с Вашего разрешения в исправление оной».
А у раскольников был только один довод против Го-лышева, и то добытый недостойным методом, — то, что Голышев заковал их в цепи. Поэтому они тайно преподнесли управляющему блюдо империалов, опять точно рассчитав ситуацию. Панин никогда не приедет во Мстёру и целиком доверится управляющему, так что деньги на его умасливание жалеть на надо.
Управляющий сместил Голышева из бурмистров и доложил графу, что смута прекращена.
Успокоенный граф написал новому бурмистру назидательное письмо:
«Вы старайтесь только не запустить пустых дел, не обижать друг друга, жить между собой дружелюбно и не приносить жалоб, не обдумавшись, что от меня миру и объявить…
Если вы будете жить в благости, трудолюбии, согласии и тишине, то между вами будет благосостояние
