Поравнявшись с Бэбэ, он небрежно бросил через плечо, даже не повернув к ней головы:
— Привет… Пошли, что ли?
Она с безразличным видом приблизилась к нему.
И Жако тотчас же почувствовал в своих объятиях ее теплое, трепещущее тело.
Клод Берже подошел к Жанне Толстушке с полузакрытыми глазами, безжизненно расставив руки. Обе пары разыгрывали надоевших друг другу супругов. Они присоединились к танцующим в начале нового такта.
Ритон Мартен как бы невзначай оказался рядом с Одеттой Лампен. Одетта потупила глаза, и рот ее стал совсем крошечным.
— Ах… добрый вечер, Одетта. Как дела?
— Хорошо. Спасибо, Ритон.
Они не решались говорить друг другу «ты», но не могли обращаться и на «вы», ведь оба были молоды и вместе выросли в Гиблой слободе. Поэтому Одетта с Ритоном старались вести беседу в третьем лице.
Ритон поправил галстук и принялся теребить за ухом короткие пряди волос.
— Можно бы и потанцевать…
Одетта направилась было к нему, но Ритон поспешно пробормотал:
— Я хотел сказать… вы… я плоховато танцую жава, что… если подождать танго?
— Да, конечно. Подождем танго. От жава у меня голова кружится.
Ритон прислонился к стене рядом с девушкой. Он был счастлив. Растерянно посмотрел на Одетту, словно хотел сказать ей что?то очень важное, но удержался. Мимо, тесно прижавшись друг к другу, проплыли Клод Берже и Жанна Гильбер. Ритон крикнул им:
— Ну как, влюбленные, дела идут на лад?
Клод, смеясь, пожал плечами и увлек партнершу под быстрый припев танца:
Отрывистые ноты бежали гуськом, спеша и подпрыгивая, точно ватага ребятишек, высыпавших после занятий из школы. Пара Бэбэ — Жако касалась земли лишь кончиком правого ботинка Жако. Вся тяжесть танцора и его партнерши сосредоточилась на одной этой точке, оба тела вращались вокруг нее. Носок легкой женской туфельки время от времени опускался рядом, чуть дотрагиваясь до ноги Жако. Кружась под звуки жава, Жако и Бэбэ напоминали волчок, послушный быстрой мелодии танца. Жава, наверно, можно исполнять на круглом столике диаметром в тридцать сантиметров и не терять при этом равновесия. Музыка уплотняет воздух вокруг вас, и вы танцуете, словно окруженные тесными невидимыми стенами. Все крепче и крепче прижимаете к себе девушку из?за требований аэродинамики и уже не отставляете больше сцепленных рук, а вытягиваете их вдоль бедер. До самых колен оба тела застыли, как мраморные, живут лишь икры, щиколотки и ступни. Единственная вольность, которую можно себе позволить, — это постукивание каблуками и отбрасывание левой ноги. Индивидуальность танцора выражается только в движении щиколотки, и каждый специалист этого дела исполняет жава по — своему. От этого танца голова становится совсем невесомой и уносит за собой тело. И пара все кружится, кружится…
Пара кружится на месте, быстро и легко перебирая ногами. Замкнутый, все возобновляющийся пируэт, от которого глаза закрываются сами собой, пируэт, из которого нет выхода, которому нет конца. Два слившихся тела буравят воздух, наполненный звуками жава, остальные танцующие куда?то отодвигаются, становятся все меньше и пропадают в сгустившихся вокруг облаках; стены зала раздвигаются и исчезают, потолок растворяется в небе. Остается только одна пара, захваченная вихрем танца, в тумане радостного опьянения.
— Благодарю.
Аккордеон уже смолк, но пройдет еще несколько секунд, прежде чем отыщешь ногой твердую землю и с трудом соберешь разбегающиеся мысли.
— Благодарю, Жако.
Надо дать себе время опомниться, и с пересохших губ слетают обрывки отвергнутых формул вежливости.
Дышишь тяжело, потому что под конец, когда чувствуешь, что музыка вот — вот оборвется, все ускоряешь темп, кружишься с предельной скоростью, а затем сразу останавливаешься как вкопанный. Когда же тела отстраняются друг от друга и разжимаются пальцы, испытываешь какую-то бесконечную пустоту…
Все вновь собрались у стойки бара.
Канкан оглядел компанию беспокойным взглядом и вытащил из гнезда оцинкованной стойки бутылку монбазильяка.
— Чего прикажете?
— Белого на всех!
Зажав между пальцами левой руки ножки четырех бокалов, хозяин ловко поставил их на стойку.
Милу прищелкнул языком и сказал, обращаясь к Жако:
— Ну, как, поедем завтра утром искать работу?
— Успеем еще договориться. Сегодня ведь воскресенье!
Шантелуб рискнул спросить:
— Правда, что ты нокаутировал мастера?
— Д — да.
— Немногого же ты этим добился!
Жако одним духом осушил свой бокал, чтобы уклониться от ответа, но Шантелуб настаивал:
— Ты дал себя выгнать, словно никудышнего работника. Чего ты этим добился, собственно говоря?
Жако так резко обернулся, что прядь волос упала ему прямо на нос. Его продолговатые глаза стали, казалось, еще больше.
— Душу отвел! Вот и все… соображаешь?
Он бросил стофранковый билет на стойку и направился в центр зала, где Бэбэ разговаривала с Одеттой Лампен.
— Он прав, знаешь! — изрек Милу.
— Прав… прав… — пробурчал Шантелуб.
Он так энергично два раза провел указательным пальцем у себя под носом, что весь нос собрался
