Вся «старая банда» деда – его закадычные товарищи-напарники – считала меня кем-то вроде «сына полка».
Подойдя к глобусу, я нажал на изображение острова Хоккайдо. Петрович внимательно следил за моими манипуляциями. Верхняя половинка сферы откинулась, открыв забитый разнокалиберными бутылками мини-барчик, а по-здешнему – погребец. Жестом фокусника я извлек бутылку настоящего ямайского рома и два толстостенных стакана.
– Пару кубиков льда? – улыбнулся я. Петрович тоже улыбнулся – это была старая шутка. Она пришла из тех времен, когда старший лейтенант Дорофеев служил на Кубе советником. От их «точки» до ближайшего кусочка льда было несколько сот километров. А вот рому, настоящего ямайского рому было хоть залейся.
Я щедро плеснул в стаканы и пододвинул Дорофееву открытый хьюмидор. Петрович неторопливо сделал большой глоток, смачно и одобрительно хмыкнул, допил остаток, занюхал рукавом и, поставив стакан на краешек стола, достал сигару.
– На твой основной вопрос отвечу! – ухмыльнулся я, по примеру старшего (какая разница, что он выглядит сейчас на десять лет моложе меня?) товарища устраиваясь в кресле и закуривая. – Для целей сугубо санитарно-гигиенических держу двух горничных. Недавно даже обучил их новомодному «ля минетту»!
Дорофеев заржал в голос.
– А по поводу сексуальных пристрастий своего секретаря ничего конкретного сказать не могу, – продолжил я, – потому как в реальной истории он так и умер девственником!
– Кого это ты к себе в услужение взял? – знакомо прищурился Петрович. Несколько странно было видеть «фирменный» дорофеевский прищур на совершенно незнакомом лице. – Ну-ка, не подсказывай – я догадаюсь. По виду – домашний мальчик из хорошей семьи, получивший классическое воспитание, не дурак – дурака бы ты не взял, смотрит смело… отзывается на имя Александр… Ёшкин дрын! Уж не Александр ли Федорович Керенский у тебя в приемной секретарствует?
Я подавился ромом, расхохотавшись над этим предположением!
– Окстись, Петрович! Керенскому[108] сейчас должно быть шесть лет!
– Блин, да у меня по этой вашей истории с географией завсегда в школе трояк был! – тоже рассмеялся Дорофеев. Но в глазах его мелькнуло что-то такое… И я понял, что Петрович уже давно угадал фамилию моего сотрудника, а нелепое предположение про Керенского – просто шутка!
И старый разведчик немедленно подтвердил мою мысль, спросив:
– А младшего брата своего секретаря ты на какую должность пристроишь? Ему же сейчас должно быть семнадцать годков?
– Не знаю, не придумал еще! – ответил я. – Может быть, пущу дело на самотек – теперь ему мстить будет не за кого!
Мы посмеялись над старым анекдотом – было отчего – секретарем у меня работал Саша Ульянов[109].
– Ну так что там у вас стряслось? – посерьезнел я. – Как там дед?
– С дедом твоим все в порядке, – ответил Дорофеев, пуская клубы дыма. – А случилось то, что и должно было случиться, – на нас вышли ребятки из будущего! Поначалу-то все шло достаточно цивилизованно – они прислали пару разведчиков, чтобы выяснить, у кого находится мнемотранслятор.
– Это тот прибор, который я…
– Да, тот компутер, который ты у пришельцев увел. Одним из засланцев и был тот самый Леонид, допустивший утечку информации и потерю прибора. Его мы аккуратно взяли. Кстати, он оказался старым знакомцем Альбертыча – пересекались они в семидесятых годах. Второму засланцу удалось уйти. А пойманный нами доктор Фалин пояснил, что это был представитель ихних правоохранительных органов. Полицейский, короче…
– Серьезно за нас взялись! – хмыкнул я.
– Это еще цветочки, – ухмыльнулся Дорофеев, – ягодки впереди! На допросе Фалин рассказал много интересного об инспирируемых Институтом Времени операциях. А также методах, целях, базах данных, дислокации стационарных постов наблюдения и прочих интересных вещах.
– Иголки под ногти? – улыбнулся я.
– Отнюдь! Сам, совершенно добровольно! И оказалось, что инфу твоему другу он слил совершенно осознанно. И мнемотранслятор тебе упереть не препятствовал тоже специально!
– Зачем ему это было нужно? – удивился я.
– Отговорился несогласием своих личных воззрений с общей политикой института и ООН. ООН в их времени полностью подмяли под себя американцы. Они там вообще почти всем заправляют. А Фалин вроде как патриот России. Переговорил с твоим другом, понял, что тот человек знающий и решительный. И пошел на авантюру.
– Во как!
– А после неудачной попытки иновремян последовала попытка силового захвата ваших тушек! Прости, ваших бессознательных тел.
– Наши тела-то им на хрена?
– Скорее всего, они решили с их помощью шантажировать тех, в чьих руках мнемотранслятор. Очень им нужно сей драгоценный приборчик вернуть. Но Фалин нас о таком развитии событий предупредил. И мы в самой клинике посменно дежурили. Держа под рукой автоматы. Однако такого массированного вторжения не ожидали. В общем, заварушка вышла славная. Альбертыч коридор держал, а я непосредственно у коек сидел. Двоих-троих боевиков Альбертыч завалил и тянул время, ожидая приезда спецназа. Но каким-то хитрым макаром пришельцы его позицию обошли. Вроде как межпалатные стены проломили. В нашу палату сунулись – я одного завалил, а они в ответ шоковую гранату кинули. Она вроде как безосколочная, но привела к детонации баллона с кислородом. Другу твоему маленький осколок в висок попал – наповал. Теперь ему возвращаться некуда. Твое-то тело почти не пострадало, а меня только что не пополам разорвало. Всю требуху в клочья. Но тут родной спецназ ГРУ пожаловал – иновременных боевиков быстро перещелкали. Вояки они так себе! Альбертыч в схватке по башке получил, но оклемался быстро. Посмотрел на меня, а я все время в сознании был, понял, что я не жилец, и говорит: «Петрович! Готов и после смерти России послужить?» – «Готов!» – хриплю я. Ну, Володя быстренько сбегал к тайнику, принес мнемотранслятор. Пока бегал, меня какая-то сестричка уже перевязывать собралась. Я ей еще говорю: милая, ты сначала мои кишки с пола собери! Какие у нее глаза были, ты бы видел! Альбертыч всех из палаты выгнал, настроил прибор, а мы ведь заранее несколько кандидатур подобрали, ну и вот я здесь!
– Да, дела… – протянул я.
Сходил к погребцу, нашел бутылку водки, налил по полстакана. Мы молча, не чокаясь, выпили, поминая безвозвратно утраченные тела Олега и Петровича. Значит, теперь назад дороги нет!
– Ну что ж, дядя Илья… С прибытием на место постоянной службы! Как мне тебя звать-величать?
– А я не представился? – вскинулся Дорофеев. – Ёшкин дрын! Досадная оплошность!
Петрович вскочил, отвесил шутовской поклон и четко оттарабанил:
– Корнет лейб-гвардии гусарского полка Владимир Петрович Шенк. Если точнее – фон Шенк. Остзейский барон. 23 года. Не женат. За четыре года службы – 18 дисциплинарных взысканий! Бильярдист, картежник, пьяница и бабник. Просадил почти все наследство. Прошу любить и жаловать!
Дорофеев сел и добавил уже нормальным тоном:
– Прости за это фиглярство! У меня после переноса в новое молодое тело состояние такое… Словно я внутри пустой и меня гелием накачали! Легкость необыкновенная! Хочется бегать, прыгать, орать! И бабу!!!
Мы снова заржали.
– Слушай, Петрович… ой, простите, господин барон! А не рвануть ли нам в кабак? – полушутя- полусерьезно сказал я.
– А я все ждал, когда ты это предложишь! Экий, думаю, купец-миллионщик негостеприимный! – погрозил пальцем Дорофеев. – Да, ёшкин дрын, с удовольствием!
Под удивленным взглядом Ульянова мы с Петровичем вышли из кабинета. Предупредив Сашу, что мы в
