Свобода уйти, свобода остаться

желтые глаза не выразили ничего, кроме: «Ну и почему я так долго ждал?» Интересно, существуют на этом свете благодарные твари? Хоть двуногие, хоть четвероногие? Пока приходится признать: благодарность найти невозможно. Впрочем, а там ли я ищу, где нужно? Вдруг, заблудился не в том лесу?

Есть не хотелось, да и не полагалось: кратковременное голодание могло принести мне лишь пользу. Поэтому я предпочел телесной пище пищу духовную. Говоря проще, закрылся в библиотеке. Забрался с ногами в свое любимое кресло и погрузился в размышления, благо тем для них имелось предостаточно.

Если отец прав… Да что я говорю! Он ВСЕГДА прав. А это значит, что вспышка ревности неопровержимо свидетельствует о наличии у Наис и другого, более желанного для меня чувства. Весь вопрос в том, осознанного или нет. Да, она поспешила приехать и воочию убедиться, что я цел и невредим. Уже замечательно, потому что раньше нелепые шалости, укладывающие меня на недели в постель, мою супругу не волновали. Нисколечко. Неужели, она поняла? Безумно хочется в это верить! Но, как говорят: и хочется, и колется. Нет, я не боюсь обжечься. Я боюсь, что обожгу ее. Вернее, уже обжег. Зря девицам рода Ра-Элл еще в детстве не рассказывают всех подробностей возможной в будущем супружеской жизни. Ой, как зря. Но с другой стороны, и рассказывать заранее — не положено. В целях сохранения тайны если и не государственной, то не менее важной…

Изменение, как и любое магическое вмешательство в ход вещей, предписанный природой, накладывает ограничения на свое использование в дальнейшем. Причем, сила и количество ограничений тем больше, чем важнее результат изменения и чем значимее его влияние на окружающий мир. Мир вне пределов измененного. Таковы правила. Конечно, их можно кое-где обойти, а кое-где и нарушить, но родители вбили мне в голову святую веру в то, что любое нарушение основ повлечет за собой кару, тяжесть которой напрямую зависит от проступка. Даже, когда проступок совершен по незнанию или неразумению: чем сильнее натянешь тетиву, тем больнее она ударит по пальцам, если не умеешь стрелять. Какой отсюда следует вывод? Сначала изучи уловки Судьбы, а уж потом предлагай ей сыграть партию.

Те, кто занимался изменением, тоже были связаны правилами, не подлежащими нарушению. В частности, потому в славном деле охранения мира участвовали только два рода. Ведь куда как проще было бы наделить полезными способностями каждого второго из тогдашних жителей Антреи! Но вот безопаснее ли? Возможность устанавливать, здрав чужой разум или нет — великий соблазн. Так можно и неугодного придворного отправить на плаху или в ссылку, соседа со свету сжить, и все под стягом борьбы за всеобщее благо. Опасный дар, не правда ли? Потому и вручен был тому, кто артачился до последнего. Искренне. Самозабвенно. До истерик и угроз в адрес всех и каждого. Мой далекий предок, (тоже Рэйден, кстати), не хотел служить обществу, потому что имел много других надежд и устремлений. Какими правдами и неправдами его заставили, неизвестно, но я в полной мере унаследовал ослиное упрямство Ра-Гро, о чем многие знакомые и незнакомые со мной лично современники сожалеют. И, ххаг побери, я сделаю все, от меня зависящее, чтобы они сожалели еще больше, потому что…

Дурное дело — обрекать двух людей идти по жизни рука об руку. Дурное и грешное. Можете представить себе, каково это, с того дня, как что-то начинает задерживаться в голове, знать: вот с кем-то из этих крикливых голенастых девчонок ты будешь рядом всю свою жизнь. Независимо от чувств. Независимо от желаний. Просто потому, что иначе невозможно. Остается только одно: принять свою участь всем сердцем. Я так и поступил. А Наис…

Ну зачем она решила посмотреть, что я делаю? Она не должна была узнать… Никогда. Очарование любого чуда пропадет, если дотошно ознакомиться с его изнанкой — формулой заклинания, мешком заплесневелых причиндалов, потребных для чародейства, и вечно сморкающимся в рукав магом, который это чудо и сотворил. Я многое бы отдал за то, чтобы моя жена осталась в неведении. Но теперь ничего уже не изменишь.

Как обладающий определенным могуществом, наследник рода Ра-Гро подвергался очень большому риску не дожить до того времени, когда сможет зачать своего преемника. И чтобы избежать опасности оставить город без следующего защитника ввиду несвоевременной кончины предыдущего, была создана купель, хранящая в себе… и семя в том числе. Ну, а каким образом это самое семя в нее попадало, рассказывать не нужно: всем понятное, хотя и не слишком пристойное действо. В котором я принимаю участие примерно дважды в год. И если случится так, что супружеское ложе все-таки не сведет меня и Наис, она отправится сюда и опустит свое тело в теплую воду, чтобы… Нет, даже думать об этом не хочу! Отдать свою любимую реке? Это слишком горько. Утешает только одно: если моя жена и впрямь вынуждена будет плескаться в купели, это будет означать, что я уже мертв. Вот только «все равно» мне не будет. Нет, я увижу и прочувствую все, от начала и до конца. Наказание ли это или же бесценный дар, не знаю. Не хочу задаваться таким вопросом. Но, наверное, многие отцы с радостью поменялись бы местом со мной, чтобы иметь возможность даже после смерти видеть, как растет сын. И как скорбит о непрожитых вместе годах стареющая жена…

— Так и собираешься спать?

Голос матери над ухом. Насмешливый и одновременно заботливый.

— А?

— Иди, ложись в постель. Хватит пылью дышать.

— А мне нравится, — довольно щурюсь.

— Нравится… Тебе нужно кровь чистить, а ты глупостями занимаешься.

— И вовсе не глупостями! Мне… Надо было подумать.

— Подумал? — в вопросе звучит искренняя заинтересованность.

— Немного.

— Узнаю своего сына! Ты у меня всегда думаешь… немного.

Она старается казаться строгой, но с каждым годом это получается все хуже и хуже: вот и сейчас мне хочется обнять матушку и прижать к своей груди, крепко-крепко, потому что вижу, как близко к сердцу она принимает все, что со мной происходит. И как огорчается тому, что происходят со мной, по большей части, вещи глупые и недостойные.

— Ма… Скажи, Нэй очень расстроилась?

Инис кусает губу, но не спешит отвечать.

— Она злилась?

Молчание.

— Кричала?

Еще более глубокое молчание.

— Плакала?

— Не гадай понапрасну, Рэй. Я не хочу об этом говорить.

— Но почему? Может быть только одна причина… Ты тоже когда-то…

Зеленые глаза застилает давняя боль.

— Да, я — тоже.

Она поворачивается слишком резко, словно каждое движение причиняет ей боль, но я ловлю ее руку и, сползая с кресла, опускаюсь на колени:

— Прости, пожалуйста… Я не хотел, чтобы ты вспоминала.

— Я не могу забыть, Рэй. Даже если бы хотела. Но я не хочу забывать.

Пальцы Инис мягко, но уверенно высвобождаются из моих, и вдох спустя я остаюсь один. И в библиотеке, и просто. Один.

Восьмой день месяца Первых Гроз

Свободная Ка-Йи

Правило дня: «Враг может обмануть и подставить, но не предать».