Неправильно. Так не должно быть!
– Он ваш внук.
– И я дорого заплатил бы, чтобы забыть об этом! Лучше бы моя дочь умерла, не давая чудовищу появиться на свет, а не потом, защищая от зверей!
Вряд ли мужество женщины в схватке с волками спасло ребенка: лучшей защитой новорожденному оборотню перед соплеменниками служила текущая в его жилах кровь, а вот сама мать не смогла извлечь выгоду из своего положения. Может быть, испугалась. А может быть, возлюбленный нарочно оберегал ее от горьких тайн. Какая ирония: не раскрыть правду и тем обречь на верную гибель… Но старику не нужно знать подобных подробностей, пусть хранит в памяти образ, достойный гордости, а не сожаления.
– И все же… Ваша дочь хотела, чтобы ребенок жил. Разве ее желание не заслуживает исполнения?
Лицо старика скривилось от боли.
– Он живет! Я делал все, чтобы мальчик не чувствовал себя обделенным родительской любовью. Но когда он в первый раз…
У Лигмуна перехватило дыхание, и я попробовал предположить:
– Поменял свой облик?
– Да, именно
Повисло молчание. И пока наступившую тишину нарушали только хриплые вдохи и выдохи разбередившего раны памяти старика, я попытался представить себе, как
Наверняка был страх, причем обоюдный: и внука, чувствующего начало изменений, и деда, не понимающего, что он видит перед собой. Была попытка вмешаться, вытащить ребенка из марева расплавленных Пластов, но текучая плоть не удерживалась руками, упрямо выскальзывая и принимая иную форму, нежели прежде. Была растерянность оборотня, внезапно увидевшего мир с другой стороны. Волчонок должен был потянуться к тому, кто находится рядом, ощутить знакомый запах, тепло протянутых навстречу рук и…
– Он прыгнул.
Грустная правда вернула меня к реальности. Старик говорил, а сам поднимал край мантии, позволяя рассмотреть неровные шрамы, покрывающие голень правой ноги близко к колену, там, где когда-то были сухожилия, а теперь под кожей остался лишь ворох рваных шнуров.
– Я… Мне было страшно. Видеть, как ребенок превращается в зверя, понимать, но не верить собственным глазам… Я решил, что сошел с ума. Что если возьму его на руки, морок рассеется и все вернется обратно. Я хотел… А он ощерился и прыгнул. И когда клыки проткнули мою ногу, я прозрел. Наконец-то… А знаете, что было труднее всего, Мастер? Знаете?
С каждой минутой все больше и больше выцветающие глаза гордо сверкнули:
– Труднее всего было не кричать. Но за стеной были люди, а я не мог допустить, чтобы о позоре, постигшем мою семью, кто-то узнал. И я справился с болью… Только с совестью справиться не смог. Мне нужно было еще тогда убить щенка, сразу, пока свежие раны жгли тело. Но память о дочери была слишком сильной, и я уступил. Вырастил зверя… А что теперь? Тайна раскрыта, и род Эллидов ждет бесчестье. Впрочем, оно будет недолгим, всего лишь до моей смерти…
– Внука вы уже похоронили?
Лигмун печально усмехнулся:
– Вы же умный человек, Мастер, и должны понимать: принц не выпустит из рук такую игрушку.
– Мне дано право отбирать. Даже самые дорогие и любимые игрушки.
– Пожертвуете своим будущим ради дикого зверя? Полно, не шутите так! Вы всего лишь Мастер, а его высочество, возможно, станет королем. Не вставайте у него на пути по пустякам.
Нет, дедушка, то, о чем ты говоришь, вовсе не пустяк. Особенно для будущего его высочества.
Я подошел к креслу, присел на корточки и положил свою ладонь поверх стариковской, покоящейся на колене.
– Вы готовы позаботиться о незнакомце, но собственного внука лишаете малейшей поддержки… Так нельзя.
– Он – зверь!
– Только наполовину. Поймите, Нирмун состоит из двух частей. Человеческая помнит и ценит все тепло, которое вы ему подарили. Звериная… боится родственных чувств к двуногим существам. Именно поэтому он напал на вас: из простого страха и желания защититься.
– Но я не угрожал ему…
Голос Лигмуна дрогнул, и я крепче сжал сухие стариковские пальцы.
– Конечно нет. Зато вы, в свою очередь, тоже испугались, а звери очень чутко различают страх. Вы показали слабость, волк поспешил напасть. Следовало быть твердым, смелым и ласковым, тогда все случилось бы иначе, поверьте!.. Мне очень жаль.
Хозяин поместья прикрыл глаза, в уголках которых предательски блеснули слезинки.
– Вы думаете, он… сильно меня ненавидит?
– За что?
– Я… – Старик напряженно сглотнул. – Чтобы оторвать его тогда… Ударил. Несколько раз. Пока клыки не разжались.