местах нашего пути. Переводчик, поглядывая на термитники, рассказывал, как однажды термиты забрались к нему в дом и, пока он был на охоте, съели всю мебель. Еще опаснее термитов крупные черные муравьи, по-эфиопски «гунданы». Время от времени они появляются несметными количествами вроде саранчи. Они идут сплошной массой, занимая фронт в несколько километров. Звери и люди бегут, спасаясь от них, как от лесного пожара, переправляясь через реки. От человека или животного, застигнутого врасплох лавиной муравьев, через некоторое время остается только скелет. Переводчик рассказывал, как однажды он был в лесу с группой охотников. Вдруг они услышали необычный все усиливающийся шум — это шли муравьи, шурша старыми листьями и веточками, покрывающими почву. Охотники быстро перешли реку вброд, вместе с ними бежали газели и другие животные, спасаясь от страшного «зверя». Вскоре появились муравьи; от их множества противоположный берег стал черным, как уголь. Слушая этот рассказ, я вспоминал, какие неприятности эти насекомые причиняли мне и моим обезьянам в Аддис-Абебе. Привлекаемые остатками пищи, черные муравьи в больших количествах собирались возле клеток и забирались внутрь. Обезьяны влезали на самые верхние жердочки и, тревожно покрикивая, с испугом смотрели на кучи муравьев, облепивших кусочки еды. Стоило подойти к клетке, как гунданы забирались под одежду и впивались своими острыми челюстями в кожу. Выручил меня от этой напасти дворник Габрамарьям. Оказывается, хорошим средством против гунданов служат эвкалиптовые ветки, разбросанные по земле. Муравьи не переносят запаха эвкалипта и бегут прочь.
Дорога большей частью шла под уклон по сбросовой долине, которая тянется от Аддис-Абебы примерно на 160 км. Поезд наш двигался довольно быстро. Но на станциях и полустанках мы стояли долго, нередко по нескольку часов. К нашему вагону часто подходил кто-нибудь из поездной бригады и спрашивал, не нужно ли нам воды для животных, удобно ли нам здесь ехать, может быть мы желаем перейти в «фургон» для бригады. Ради любопытства на большой остановке я заглянул в этот «фургон», прицепленный в конце состава. Это был маленький товарный вагон. Бригада располагалась там в одной половине на досках, положенных на колеса железнодорожной дрезины. В другой половине вагона на полу сидело человек десять безбилетных пассажиров, повидимому, взятых в поезд бригадой за некоторую мзду.
Наш вагон был более комфортабелен. Из мешков с кукурузой и пшеницей, предназначенных для корма обезьян, мы оборудовали отличные спальные места, и если бы не запах от клеток, то было бы совсем недурно. Нашим взорам открывались красивые виды, один лучше другого. Начав свой путь с высоты 2500 метров над уровнем моря, нам предстояло спуститься к самому морю, проехав все три зоны Эфиопии. Высокогорная зона «Дега» мне была уже хорошо знакома. В погоне за обезьянами я спускался и в среднюю зону — «Война-Дега», теперь предстояло побывать и в самой низкой зоне — «Колла». Но до нее было еще далеко, она должна была начаться после Дире-Дауа, недалеко от границы с Французским Сомали. Пока что мы обозревали лесные массивы, перемежающиеся с населенными плодородными долинами и горными скалистыми участками. В живописных местах, покрытых обильной тропической растительностью, нередко можно было видеть пасущихся газелей и антилоп, передвигающихся с места на место обезьян. Рассказывают, что обезьяны очень близко подходят к проходящим пассажирским поездам и, усаживаясь возле железнодорожного полотна, ожидают подачки от пассажиров.
Раньше в этих местах ходили стада крупных антилоп бейра, обладающих большими саблевидными рогами, многочисленные стада буйволов, напоминающих по внешнему виду домашних буйволов, но более крупных, стада слонов и многие другие животные. Неорганизованная, в большинстве случаев хищническая охота привела к исчезновению или к сильному сокращению многих зверей. Особенно много представителей здешней фауны было уничтожено во время итало-фашистской оккупации Эфиопии. Итальянцы расстреливали из автоматов целые стада ради «забавы». Такая охота привела к тому, что некоторые животные ушли за пределы страны. Например, слоны стали теперь редкостью для фауны Эфиопии. Значительная часть их была истреблена, а уцелевшие ушли в ущелья гористой Кении, принадлежащей к английским колониям в Африке. Массовое уничтожение слонов происходило в погоне за их бивнями, которые ценятся на рынке от 200 до 500 американских долларов за штуку. Обычно, настигая слона, охотники убивали его, отпиливали бивни, а огромную тушу оставляли на съедение гиенам и шакалам. Только при нехватке пищи охотники отрезали и ели слоновий хобот.
Затем дорога пошла по высокой насыпи и мосту через высохшее русло реки. Вдоль ее каменистого ложа по берегам росли гигантские деревья, уходящие на несколько километров вдаль от полотна. Это — «слоновая дорога», объяснил переводчик. Когда-то, лет тридцать — сорок тому назад, здесь водилось очень много слонов, по этому руслу они ходили на водопой. Повидимому, это продолжалось в течение многих сотен лет, поэтому на каменистом берегу реки и до сих пор остались заметные следы этих огромных животных.
Охота на них крайне опасна. Переводчик рассказывал, что он охотился в этих местах с группой эфиопов и убил десять слонов. Был случай, когда раненый слон бросился на него. Рассказчик еле успел скрыться между толстыми стволами деревьев. Раненому зверю удалось схватить хоботом одного из охотников и с силой швырнуть его на высокое дерево. В этот момент другие охотники выстрелами почти в упор убили слона. Но товарища своего они сняли с высокого дерева уже мертвым. В другой раз раненый слон бросился на группу охотников, схватил одного из них хоботом, высоко поднял и, бросив на землю, стал топтать ногами. Когда охотники пришли в себя и пристрелили бушевавшего великана, они увидели на земле сплошное месиво из мяса, костей и остатков одежды своего погибшего товарища.
Встречая человека, слон не нападает на него (если только уже раньше не подвергался преследованию, не был объектом охоты). Зорко посматривая своими относительно маленькими глазами, исполин спокойно проходит мимо. В этот момент охотник прицеливается и стреляет из крупнокалиберной винтовки в висок животного. В этом месте у слона очень тонкая кость. Рассказывают, что один иностранец — коллекционер птиц — как-то заснул в лесу, сидя под деревом. Он держал в руках поставленную между коленями заряженную мелкокалиберную винтовку. Внезапно проснувшись, он увидел, что над ним стоит огромный слон и, слегка покачивая хоботом, внимательно рассматривает задремавшего человека. Судорожно вцепившись в свою винтовку, испуганный птицелов нечаянно спустил курок. Произошел выстрел, и маленькая пулька, угодив слону в висок, убила гиганта наповал. — Это очень правдоподобно, — добавил мой рассказчик, — но я там не был и не могу ручаться, так ли это было.
Вообще мой спутник-переводчик всю дорогу развлекал меня рассказами об опасных встречах со львами, леопардами, крокодилами, о быте и нравах отсталых кочевых племен, населяющих пустынную зону Эфиопии. Я слушал его с интересом. Его рассказы были красочны и живописны. Думаю также, что они были правдивы. Я не увидел в них свойственного многим европейцам, живущим в Африке, стремлений изобразить свое превосходство над ее обитателями, а также преувеличений и фантастики, к которым склонны многие охотники. О себе самом и своих приключениях он говорил скромно.
Сбросовая долина окончилась, поезд стал подниматься в гору на перевал, перерезанный глубоким ущельем, над которым был проложен довольно жиденький мост. Неподалеку виднелся разрушенный итальянцами во время их нападения на Эфиопию арочный мост. Его огромные фермы свисали над глубокой пропастью.
Все новые и новые изумительные картины природы, которые я жадно рассматривал, интересные рассказы моего спутника и хлопоты по уходу за обезьянами помогали сокращать время, и я не заметил, как мы подъехали к Данакилийской пустыне. Леса все редели и редели. Вдруг я увидел любопытное зрелище. По песчаному полю, покрытому полуметровым кустарником, параллельно поезду, в ста пятидесяти метрах от полотна железной дороги, бежала группа страусов. Как бы соревнуясь с поездом, она почти не отставала от него. Я помахал рукой, прощаясь с последними представителями эфиопской фауны. Еще немного, и мы въехали в пустыню. Здесь уже только кое-где виднелась низкая скудная растительность, мелкий кустарник. На полустанках к вагону подходили посмотреть на обезьян данакилийцы в белых коротких одеждах с кривыми ножами на поясе. В разговоре у них обнажались острые зубы, похожие на зубья пилы. У данакилийцев с древних времен существует обычай надпиливать у мальчиков зубы. Эта болезненная операция делается для того, чтобы мужчина-воин имел свирепый вид.
В течение дня мы пересекали пустыню, плотно закрыв окна и двери, чтобы спастись от мелкого песка, приносимого ветром. Наконец, поздно вечером поезд остановился на обширной станции с многочисленными
