достойно. А ведь многие этого не умеют, они всю жизнь на чьей-то шее сидят. Думаешь
просто так чик-пик и от родного-здорового откорнали одну почку, а второму родному-
больному пришили? А болтяру! Можно сказать, что пересрали жизнь здоровому и недолго
проживет больной, — выпалив эту тираду, Сашка отдышался, опять налил нам по рюмкам,
хильнул и продолжил, но уже спокойно. — Ну, если и проживет долго, то это уже не жизнь, я
тебе скажу. Каждый день на гормонах. Сам знаешь: и удовольствие не из дешевых, и то, что
они вынуждены принимать их, очень сильно иммунную систему косит. На тебя в автобусе
чхнули, вот и грипп, а грипп в пневмонию или еще во что перерос. Короче, тот, кто забрал
жизни кусок, за него платит. И платит так, что ну его нахер.
Мы сидели молча, закурили еще. На сей раз трава пошла нормально. Словно обычные
сигареты. У меня была тьма вопросов, только, видно, не стоило их задавать.
-Сашка, неужели так может думать тот, кто делает операцию?
-Так думают у нас все, Максик, все! Это кардиологам хорошо. Они не видят, как потом
видит пациент у которого сердце забрали. А я вижу! У меня из одного больного, получаются
два. А ты знаешь каково тому, кто получит эту почку. Не сейчас, не сразу, а через пару лет?
Когда, бля, совесть просыпается. А она просыпается! Еще как!
-Ладно, успокойся. Сам знаешь, свои мозги да в чужую голову не пересадишь.
-И правильно! Потому что мозги просто невозможно трансплантировать! Кстати, а вот
за это надо выпить стоя!
Мы встали. Стукнулись рюмками и выпили.
После чего Санька поставил свою, и уже заметно покачивающимся шагом пошел в
сортир. И вот вы мне не поверите. Я автоматически, словно какая-то неведомая сила двигала
моей рукой, набрал номер Андрея. Мне лично было в тот момент пофигу который час и что
он делает, но я позвонил сказать, что домой я все же не приду. Звонок оборвал я сразу, как
будто боялся, что меня начнут отчитывать как я своих питомцев, нагадивших на коврик в
ванной. Хотя, возможно, и побоялся, что меня замучает совесть. Да ну к черту. Зато вернулся
Санька с новой идеей.
-Знаешь, Макс, а давай попробуем?
-Что?
-Это!..— поднял меня за грудки, сгреб в объятия, а он, поверьте, даже по моим меркам
немаленький. — Давай попробуем!
Я вечно говорю не то, и, как обычно, ляпнул:
-Трансплантацию?
А он прижал меня сильнее и поцеловал. Еще в институте от его поцелуев девки
тащились. Теперь я понял почему. Потому как мне захотелось сейчас его обнять. Ответить на
его влажную, отнюдь не слюнявую ласку.
Вот как мы в постели оказались, не помню. Помню, что раздевали друг друга. Не знаю
как он, но я так мало кого из дам своих раздевал. Помню еще поцелуй, как его хозяйская рука
уролога пошла ласкать мой член.
И все. Больше ничего не помню. Факт тот, что на утро я проснулся голяком, замерзший
и с засохшими пятнами почти по всему телу. Нет, не по всему. Рожа была чистая. Что вы
думаете, я проверил сразу? Правильно! Туда никто не лазил... кажись... Кто этих урологов
знает.
Думаете, я был в шоке и орал как бешеный — нихрена. Саша — друг и мы с ним
столько раз спали вместе (хоть и не так откровенно вместе), что во мне ничего такого
ужасающего это не вызвало.
А может и вызвало, если бы не колющая на части головная боль. Встал, пошел в сортир
и на кухню. Коньяк-то мы весь выпили, но на утро осталось пиво. Непорядок. Достал
