— Премного благодарен, придурок. — Но, во всяком случае, этот парень много сделал для разработки того крема от морщин.
Он улыбнулся.
— Ах, да, а ты знаешь компьютер в «Улье»?
— Что, ту девчонку-инвалида?
Майк кивнул:
— Это его дочка.
— Правда?
— Да. Кошмар, по-моему. Я имею в виду, что приходится разговаривать с этим долбаным ребенком всякий раз, когда пользуешься своим долбаным компьютером.
— Его дочь мы тоже забираем?
Подняв глаза к небу, Майк спросил:
— Да ты когда-нибудь слушаешь на совещаниях?
Он не завидовал своему брату Бобу с напарником, которым досталось это задание. Забирать маленького ребенка с продленки всегда мерзко. Учителя начинают возмущаться, а дети вечно такие тупицы, просто черт знает что.
А вообще, Бобу так и надо.
Наконец входная дверь отворилась. Поначалу Майку показалось, что она открылась автоматически, потому что за ней никого не было.
Потом он опустил глаза и увидел, что этот чертов доктор Чарльз Эшфорд был инвалидом. Он сидел в инвалидном кресле.
Твою мать, тратят миллионы долларов на оборудование в машине, проводят предварительное совещание у майора Кейна — и никто и словом не обмолвится, что этот парень инвалид!
Сделав приятное лицо, Майк посмотрел вниз на Эшфорда и сказал:
— Прошу прощения, сэр. Произошло недоразумение.
Глаза Эшфорда расширились:
— Что?
— Вам придется поехать с нами, — добавил Петерсон.
— Да что случилось? — Эшфорд, казалось, был в отчаянии.
— Сэр, прошу вас, — Майк сказал это в основном потому, что он не имел ни малейшего представления, что там произошло, и уж тем более как. Он просто поехал туда, куда приказал ему майор Кейн.
Майк посмотрел на Петерсона и кивнул в сторону ученого. Петерсон, как ни странно, понял намек, подошел и начал вывозить Эшфорда из двери.
Единственное преимущество того, что этот парень был инвалидом, состояло в том, что им не придется долго с ним спорить, они просто вывезут это идиотское кресло, да и делу конец.
Берясь за ручки кресла, Петерсон повторил:
— Вам придется поехать с нами, сэр.
— Но моя дочь уже ушла в школу.
Майк постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более успокаивающе:
— Об этом уже позаботились, сэр.
Петерсон повез Эшфорда к машине. Майк думал, насколько искалечен этот инвалид и смогут ли они засунуть его тощую задницу в машину. Может, Бобу и впрямь досталось задание полегче?
Петерсон вез Эшфорда по дорожке к машине и щелкал резинкой.
Эшфорд поморщился:
— Вам обязательно это делать? Это крайне раздражает.
Майк вдруг почувствовал, что этот Эшфорд ему нравится.
Глава 5
Энджела Эшфорд ненавидела продленку почти так же, как ненавидела, когда ее называли Энджи. К несчастью, ей приходилось мириться и с тем, и с другим. Все называли ее Энджи, как какую-то глупую малявку, но она не была такой. Она была большой и умной девочкой.
И она терпеть не могла продленку.
Продленка ее раздражала в основном потому, что там был Бобби Бернштейн. Энджела ненавидела Бобби Бернштейна. Он со своими тупыми дружками вечно дергал ее за волосы, обзывался и называл ее отца калекой.
Энджела это ненавидела.
Особенно, когда отца называли калекой.
Он не виноват, что родился инвалидом. Или в том, что она сама была такой раньше.
Отец пытался помочь ей.
Она все еще помнила разговор отца с теми людьми из компании, в которой он работал. Он не предназначался для ушей Энджелы, но она как раз проходила из своей комнаты в ванную и услышала огорченный голос отца.
Энджела не любила, когда отец огорчался.
Ей не удалось услышать весь разговор, потому что она была наверху, а отец внизу, в своем кабинете, но то, что она услышала, напугало ее.
«Вы извратили мои исследования, — сказал отец. — Т-клетка может искоренить болезни по всему миру!»
Энджела не знала, что значит «извратили», но поняла, что это плохо.
«Тогда кто будет выписывать вам чеки, доктор?» — спросил один из этих людей.
Той ночью она слышала, как отец плакал в своей комнате.
Но папа все равно помог девочке. Он вылечил ее.
В этом году продленку у Энджелы вел идиот по имени мистер Странк. Он носил накладку из искусственных волос на макушке и утверждал, что они его собственные, и у него были большие усы, местами — седые, местами — черные. Все в группе звали его «мистер Сранк», но это потому, что другие дети тоже были идиоты. Энджела очень не любила мистера Странка, потому что он никогда не останавливал Бобби Бернштейна и других мальчишек, когда они дергали ее за волосы, но считала, что называть его «мистер Сранк» все-таки нехорошо.
Мистер Странк зачитывал утренние объявления. Энджела пыталась слушать его, но Дана Херли шепталась с Натали Уитакер прямо за ее спиной, поэтому она не поняла ни слова.
В прошлом году продленку вела мисс Модзелевски. Мисс Модзелевски рассадила их в алфавитном порядке по фамилиям, так что Энджела сидела в первом ряду, за Карлом Амальфитано, перед Тиной Бейкер и рядом с Анной-Мари Черневски. Карл и Тина всегда сидели тихо, и Анна-Мари хорошо относилась к Энджеле. Бобби Бернштейн сидел в конце ряда, далеко от Энджелы.
Входная дверь внезапно распахнулась. Энджела вздрогнула.
Это явно испугало и мистера Странка, потому что он уронил блокнот, из которого зачитывал объявления. Блокнот ударился об пол с таким стуком, что девочка снова вздрогнула.
Она схватила свою коробку для завтраков с Человеком-пауком на крышке. Папа подарил ей эту коробку, когда вылечил ее. Энджела любила Человека-паука, потому что он всегда побеждал в конце, даже если и не должен был победить. Когда папа отдавал Энджеле эту коробку, он сказал, что дарит ее потому, что она — его маленький герой.
Однако там лежали не завтраки для Энджелы. Она была гораздо важнее.
Каждое утро, провожая дочку в школу, отец говорил ей всегда одно и то же: «Смотри не потеряй эту коробку, дорогая».
Она всегда отвечала одинаково: «Никогда, папа».
