Он прервал процесс омовения и спросил:
— В каком смысле?
— Тебе нравится?
— Да что?
— Мой рот.
Он уставился на нее немигающим взглядом:
— Ну да. Конечно, нравится.
— Я имею в виду помаду. Я наложила ее иначе. Меньше и другого цвета.
— А, понятно. Ну да, получилось очень здорово.
— Ну, так что ты обо мне скажешь? — лениво осведомилась Бонни.
— Ну это… ты в большом порядке… И вообще… Так сказать… Ты выглядишь иногда прямо как картинка.
Бонни снова повернулась к зеркалу и опять стала разглядывать свое лицо. Да, наконец решила она. Все верно. Она и впрямь хороша собой. И новая помада ей к лицу. Она причесала свои светлые волосы так, что они закрыли уши. Вот так. Так лучше. Вид мягче, женственней. Она осталась довольна.
— Эй, Бонни! — крикнул К. У. — Кинь-ка мне мочалку. Вон она там.
Машинально Бонни повернулась к полке, сняла мочалку и, сделав два шага к ванной, уже собиралась передать ее из рук в руки К. У., как вдруг ей в голову пришла мысль. Она протянула руку с мочалкой, оставаясь на приличном расстоянии до ванны, и сказала с поддразнивающими интонациями в голосе:
— А ты возьми ее сам.
— Чего?
Бонни помахала мочалкой, как тореадор плащом. К. У. тупо уставился на нее.
— Почему бы тебе не взять ее самому, а?
Он начал подниматься, потом понял, что ему тем самым придется предстать перед Бонни голым, и снова плюхнулся в ванну.
— Ну ладно, Бонни, — забормотал он. — Кончай. Дай, пожалуйста, мочалку.
— Вот она, — продолжала дразнить его Бонни. — А тебе надо только сделать маленькое усилие. У тебя что, нет сил подняться? А ну-ка отвечай.
— Да не в этом дело…
— А в чем же, скажи.
— Ладно тебе, — пробормотал он, втянув голову в плечи. — Ты сама знаешь, в чем дело.
Она улыбнулась. Затем медленно, еле-еле передвигая ноги, двинулась к ванне, не спуская с него глаз.
— Тогда я сама подам ее тебе, — тихо проговорила Бонни.
Бонни приближалась, а К. У. понял, что она и впрямь подойдет вплотную и что вода — плохая ширма. Он поднял колени чуть не до подбородка и стиснул их так, что по ванне побежали волны.
— Ну хватит, Бонни, дай мне мочалку…
— Обязательно, а то как же… Сейчас…
Она подошла к ванне совсем близко — на расстояние вытянутой руки. К. У. стал неистово озираться по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно заслониться. Потом быстрым движением он выхватил мочалку из руки Бонни. Этот маневр вызвал каскад брызг, и Бонни поспешно отступила назад, чтобы на нее не попала вода.
Она посмотрела на К. У., который сидел, скорчившись в ванне, словно большое морское животное, страшащееся воздуха, и сама удивилась своим действиям. Зачем, спрашивается, ей этот толстячок? Что толку от такой победы, какие радости она ей может сулить? Его постоянное присутствие означало удар по достоинству — ее и Клайда тоже.
— Остолоп ты этакий! — резко произнесла она. — Ну что бы ты делал, если бы однажды ночью мы с Клайдом уехали и оставили тебя одного? Ты об этом думал?
К. У. поднял на нее глаза, в которых были боль и испуг.
— Конечно, я бы просто пропал без вас. Но ведь вы никогда меня не бросите, верно?
Внезапно Бонни почувствовала себя обессиленной. Эта усталость была вызвана и словами К. У., и ощущением неодолимой абсурдности всего происходящего ее отношений с Клайдом, того, как они живут втроем и так далее… Где надежда на счастье, мелькнувшая в тот первый день, когда Клайд ограбил бакалею, а потом они помчались на машине очертя голову? Что-то вдруг сломалось, и ей страшно хотелось все починить, устранить поломку, но только как? Она посмотрела на ванну.
— Ты прав, К. У., — сказала она со смирением в голосе. — Мы тебя не бросим. Не беспокойся.
Она последний раз затянулась сигаретой и швырнула ее в ванну. Даже не рассмеявшись, когда К. У. смешно задергался, чтобы не встретиться с окурком, Бонни вышла в комнату и хлопнула дверью.
Клайд все еще сидел на кровати и колдовал над револьверами. Они были уже почти собраны и сверкали под лампой. Вид у Клайда был сосредоточенный, словно он размышлял о проблемах для него новых, словно проникал в темные уголки своего я, где ранее не бывал. Когда Бонни вошла в комнату, он поднял голову и пристально поглядел на нее.
— Я хочу с тобой поговорить. Сядь, — ровным голосом сказал он.
Она заколебалась, сбитая с толку этой необычной интонацией, указывающей на ту грань его личности, о которой раньше не подозревала. Она успела привыкнуть к другому Клайду Барроу — к тому, который был весел, беззаботен, находился в постоянном движении, был готов смеяться или сердиться. Но перед ней теперь сидел другой человек — тихий и сосредоточенный. Она присела на краешек кровати.
— Сегодня утром, — начал он так тихо, словно с головой окунулся в воспоминания, причинявшие ему боль, — я убил человека. И нас видели. Никто, конечно, толком не знает, кто ты такая, но за мной теперь начнется погоня. За мной и теми, кто находится со мной. Произошло убийство, и милости от них ждать не придется, это ясно, как дважды два.
Бонни кивнула и промолчала, кусая нижнюю губу. Он помолчал какое-то мгновение и заговорил опять.
— Послушай, — произнес он, запинаясь, тщательно подбирая слова. — Я уже повязан крепко, а ты еще можешь выбраться. Скажи только слово, и я посажу тебя в автобус. Ты поедешь обратно к маме. Ты слишком много для меня значишь, и я не могу подвергать тебя такой опасности. Тебе нельзя оставаться со мной. Тебе надо сказать только одно слово, понимаешь?
На глазах Бонни показались слезы. Она заморгала, чтобы они ей не мешали — сквозь эти слезы она видела искаженный отдаленный облик Клайда — и каким же красивым он был! Она упрямо покачала головой.
— Но почему? — спросил ее Клайд. — Бонни, пойми, у нас теперь не будет ни минуты покоя.
Бонни вытерла глаза и попыталась улыбнуться. Ей не нравились его сумрачная серьезность, его убеждение, что будущее не сулит им ничего, кроме сплошных неприятностей и страданий. Она-то знала, что это не так. Знала и все!
— Перестань! — сказал она, сложив свеженакрашенные губы в улыбку. — Ну что ты такой мрачный!
Он взял ее за руку и крепко стиснул запястье.
— Бонни, пойми меня правильно: нас ведь могут убить!
Она только рассмеялась. Чего чего, а смерти Бонни Паркер не боялась. О смерти порой заходили разговоры у тех, кто окружал Бонни, смерть могла приключиться со стариками, с больными. С другими людьми, а не с ней. И не с Клайдом Барроу. Она еще раз рассмеялась и поднесла его руку к своей щеке.
— Ну кому взбредет в голову убивать такую прелесть, как я? — пропела Бонни, и в ее голосе появились поддразнивающие интонации.
Он улыбнулся ее невинности, красоте, непониманию. Лучше нее не было девушки в Техасе. В этом он был совершенно уверен.
— Но я-то не прелесть, — заметил он с сухим юмором.
— Да уж, Клайд, у тебя я что-то не вижу нимба, и если ты угодишь в ад, то обокрадешь самого Сатану и он вышвырнет тебя пинком под зад. Обратно ко мне.
