— «Денис! полнощный лавр отцвел,Прошла весна, прошло и лето,Огонь поэта охладел;Ты всё увидишь сам собою;Слетим к Певцу под сединойНа час послушать старика».Они летят, и в три мигаСреди разубранной светлицыУвидели певца Фелицы.Почтенный старец их узнал.Фонвизин тотчас рассказалСвои в том мире похожденья.«Так ты здесь в виде привиденья?..—Сказал Державин, — очень рад:Прими мои благословенья…Брысь, кошка!.. сядь, усопший брат;Какая тихая погода!Но, кстати, вот на славу ода,—Послушай, братец». — И старик,Покашляв, почесав парик,Пустился петь свое творенье,Статей библейских преложенье*;То был из гимнов гимн прямой.Чета бесплотных в удивленьеВнимала молча песнопенье,Поникнув долу головой:«Открылась тайн священных дверь!.Из бездн исходит Луцифер,Смиренный, но челоперунный.Наполеон! Наполеон!Париж, и новый Вавилон,И кроткий агнец белорунный,Превосходясь, как дивий Гог,Упал как дух Сатанаила,Исчезла демонская сила!..Благословен господь наш бог!»…«Ого! — насмешник мой воскликнул, —Что лучше эдаких стихов?В них смысла сам бы не проникнулПокойный господин Бобров;Что сделалось с тобой, Державин?И ты судьбой Невтону равен,Ты бог — ты червь, ты свет — ты ночь…Пойдем, Меркурий, сердцу больно;Пойдем — бешуся я невольно».И мигом отлетел он прочь.«Какое чудное явленье!» —Фонвизин спутнику сказал.«Оставь пустое удивленье,—Эрмий с усмешкой отвечал.—На Пинде славный ЛомоносовС досадой некогда узрел,Что звучной лирой в сонме россовТатарин бритый возгремел*,И гневом Пиндар Холмогора*И тайной завистью горел.Но Феб услышал глас укора,Его спокоить захотел,И спотыкнулся мой ДержавинАпокалипсис преложить.Денис! он вечно будет славен,Но, ах, почто так долго жить?»«Пора домой, — вещал ЭрмиюУжасный рифмачам мертвец,—Оставим наскоро Россию;Бродить устал я наконец».Но вдруг близ мельницы стучащей,Средь рощи сумрачной, густой,На берегу реки шумящейШалаш является простой:К калитке узкая дорога;В окно склонился древний клен,И Фальконетов КупидонГрозит с усмешкой у порога.«Конечно, здесь живет певец,—Сказал, обрадуясь, мертвец,—Взойдем!» Взошли и что ж узрели?В приятной неге, на постелеПевец пенатов молодой*С венчанной розами главойЕдва прикрытый одеялом,С прелестной Лилою дремалИ, подрумяненный фиалом,В забвенье сладостном шептал.Фонвизин смотрит изумленный.«Знакомый вид; но кто же он?Уж не Парни ли несравненный,Иль Клейст? иль сам Анакреон?»— «Он стоит их, — сказал Меркурий,—Эрата, грации, амурыВенчали миртами егоИ Феб цевницею златоюПочтил любимца своего;