Ни об одном священнике — масса арестованных — родные не имеют никаких известий. Пропадают, как в Венеции XVII —XVIII столетий.
29 марта, утро.
Вчера с Комаровым большой разговор об организации истории знаний. Греков не пришел. Комаров умерен. Подаю памятку — надо подымать в печати. Чем больше думаю, тем более убеждаюсь в необходимости форм работы для истории науки. Дом Менделеева или Лобачевского — как конечная цель.
Вечером Аня Самойлова с сыном Олегом. Удивительно некрасивый — но славный юноша. С ней о Левиных, Плетневе. Все неясно. Сын Левина отказался от отца. «Так нужно» — но все, знающие Левина, не верят.
Публичны только процессы, на которых люди поддаются такой «обработке». Несомненно, вся историческая обстановка — фальшивая, например, роль и значение Сталина (а не Троцкого, Каменева и т.д.) в эпоху междоусобной войны. Но, с другой стороны, мне кажется, по моральному идейному уровню все средства хороши.
Один из источников слухов (о Блюхере — его аресте) — немецкое радио, которое, оказывается, к нам проникает... Говорят о Булганине и Хрущеве. распространяются, как рак. Будущее неясно.
17 апреля, утро.
Совершенно угнетающую картину дает В.Э. Грабарь о положении научной работы в области исторических и юридических наук. Журналы о международном праве к выписке фактически запрещены.
Для меня ясно, что все это безумие безнадежно — и страна не может жить, развиваться под таким давлением.
Запрещено подавать жалобы и заявления в НКВД. Ящики для заявлений сняты. Почта не принимает заказных писем. Вносится еще большая смута, опасениями и тревогой захватываются сотни тысяч, если не миллионы людей. — Зачем?
Сегодня приезжает Иван[51]. Не могу его встретить. В 10 часов Хлопин в связи с сегодняшним докладом моим и его.
По-видимому, в Геологическом Институте развал. Все говорят одинаково (Белянкин, Саваренский[52] и наши). Архангельский всю работу хочет свести к подсобной основе — к своей карте, которая по идее правильна, — но он недостаточно охватывает и геохимию, и минералогию для того, чтобы правильно ее поставить. Вчера, говорят, появилась стенная газета от партийных (?), критикующая работу Института и угрожающая научным сотрудникам, которые хотят уйти, недовольные ходом дел.
19 апреля, утро.
Вчера хорошо. Гулял.
Утром Сумгин[53]. О работе Комиссии . С ним о БАМе. Оказывается, что энергично проводилась работа Академии партийцами из СОПСа[54]. (Васильев, одно время изгнанный из партии, восстановленный; пьяница, но, говорят, человек честный и неглупый.) Они говорили, что работа поручается Академии Советом Народных Комиссаров.
Сейчас упущено время. Работа ведется рабским трудом. Нагнано до 400 000 человек. Дорога строится в нескольких местах сразу. Несколько % мужского населения — заключенные, т.е. рабы. Масса ненужных страданий.
Вечером Обществе Испытателей . Интересны доклады о Стевене Х.Х.[55] Внука его — председателя Таврической Губернской Земской Управы я знал немного. Он был министром просвещения в Крымском правительстве. Был казнен Бела Куном[56]. Я подал записку Бела Куну, но мог говорить только с его секретарем — иностранец, культурный человек, по-русски говорил, но как иностранец. Бела Кун сбежал от свидания — как тогда говорили. На следующий день после расстрела Стевена в газетах появился запрос от Чека, как я объясню свое поведение — заступничество за Стевена. Меня предупредили, чтобы я не отвечал! Я и не подозревал, что это будет газетная полемика с Чека!
21 апреля, утро.
Гулял. Работал немного над книгой. Переделывал.
На днях арестован С.А. Котляревский[57]. При обыске у жены взяли набор очков (она врач). Обыск у нее не должны были производить. Говорят, что обыски теперь совершаются с «грабежом» на «законных основаниях».
Звонила Зиночка. Мать переводят ближе к Европейской России. Смягчение.
В стенной газете «Ломоносовский Институт» отмечено с упреком, что в Биогеохимической Лаборатории никто «не решился» выступить против моего явного антимарксистского философского миропонимания.
Эта стенная газета против Ферсмана и Левинсона . Впрочем, я ее не читал.
26 апреля, утро.
Послал письмо Молотову о Личкове[58].
Подписал просьбу Молотову о Баландине[59], химике, ученике Зелинского. Заявление Баландина очень хорошее. Обвиняли в подготовке взрывчатых веществ для контрреволюционеров. Зелинский считает лучшим из своих учеников. Бах отказался подписать. Подписались Курнаков, Ильинский[60] и я.
Заходил Н.Н. Лузин. Извинялся, что не был 24-го. Я сперва не понял . 24-го была Пасха.
28 апреля, утро.
Днем у Александра Евгеньевича. Он полон мыслей и интересов. Произвел впечатление бодрого и поправившегося серьезно.
О делах академических. Слабый Президиум, еще и ссорится и интригует. По-видимому, в партийной среде это характерное явление. Обычно две обособленные, власть имеющие группы.
