задираю.
Но вчера я всё-таки подрался, и у меня вышли большие неприятности. И всё из-за моей фамилии. Уж одно имя Альфонс чего стоит! Все считают, что это очень смешное имя, и дразнят меня Альфонзиусом. А тут ещё фамилия — Циттербаке. Весь класс ржёт, когда меня вызывают. И, если приходит новенький учитель, он, как только увидит мою фамилию в журнале, обязательно улыбнётся.
Хуже всех меня дразнят ребята с нашей улицы. Как увидят — сразу кричат: «Циттербаке — верхом на собаке…» Я всегда прибавляю шагу, свищу что-нибудь и придумываю себе всякие фамилии. Вот звали бы меня просто — Альфонс Мю?ллер или Альфонс Ме?йер. На что лучше! А то — Циттербаке!
Вот и вчера… Шёл я домой. Только завернул на нашу улицу — слышу:
— Циттербаке — верхом на собаке…
Нет, больше я не мог молчать! Повернулся и что-то крикнул, а что — не помню. Помню только, что от злости махал руками.
Но моих врагов это ещё больше раззадорило. Даже малыши-первоклассники и те тут как тут. Пустился я бежать — они за мной. Хохочут, кричат. Я остановился — они тоже. Подходит ко мне карапуз лет четырёх, улыбается и чётко так говорит:
— Циттербаке — верхом…
Но я не дал ему досказать, размахнулся и влепил затрещину. Ну, не очень больно, конечно, а всё же звонко получилось. И в тот же миг я сам получил затрещину. Это на меня мамаша малыша накинулась:
— И не стыдно тебе? Такой большой, а маленьких обижаешь! Ну что, что он тебе сделал? — И она ещё раз стукнула меня.
Стала собираться толпа. Ребят, конечно, и след простыл. Одни взрослые кругом. Лица у всех злые.
— Это он малыша ударил!
— Да как он посмел? Хулиган!
Я решил им не отвечать. Болтают всякий вздор, а сами ничегошеньки не понимают. Воображаю, как бы они взбеленились, если бы кто-нибудь их так дразнить вздумал! Тут я заметил Фре?ди, самого нахального мальчишку с нашей улицы. Он высунул голову из-за чьей-то спины и шёпотом:
— Циттербаке — верхом на…
Я погрозил ему, кулаком, и он мигом исчез. Взрослые совсем взбесились:
— Нет, вы подумайте! Ему ещё мало! Надо немедленно сообщить родителям!
Тут я бочком, бочком — и улизнул.
Вечером я сказал папе:
— Знаешь, пап, мне что-то моя фамилия разонравилась.
— Это почему же? — сказал папа. — Фамилия редкостная. Таких фамилий, как Мейер или Мюллер, сколько угодно. А вот Циттербаке…
Легко ему говорить! Когда ты взрослый, тогда можешь и Циттербаке называться, а мне каково в мои десять лет? Иногда просто нервы не выдерживают. Рука сорвётся — ну и пошло!..
За ужином папа был не в духе.
— Так, так! — ворчал он. — Тебе, стало быть, твоя фамилия не нравится. А ты подрасти сперва, тогда и судить берись. Все мы, Циттербаки, — народ рослый, а ты ещё козявка! Если б ты хоть драться умел, как умели мы, настоящие Циттербаки, когда нам столько лет было, сколько тебе. Но разве ты полезешь в драку?
«Знал бы он!» — подумал я. У меня всё ещё горела щека от затрещины. Нет, терпеть не могу свою фамилию!
Как мне подарили попугая
В день рождения тётя Зи?грид подарила мне попугая. Это был самый лучший подарок.
— Спасибо, — сказал я. — Теперь у нас будет настоящий попугай в доме.
Я назвал его Попкой и решил сразу приручить. Уже на другой день я приступил к делу. Мама как раз ушла в магазин. Я подошёл к клетке, чуть-чуть приоткрыл маленькую проволочную дверцу и хотел взять Попку в руки. Но не успел я притронуться к нему, как Попка уже выпорхнул из клетки и стал летать по комнате. Я бегал за ним вокруг стола, а он кружил вокруг лампы. Стоило мне присесть на стул, как садился и он. Правда, он-то садился на палку от гардины. Только начну подкрадываться — он переступит с ноги на ногу и — фр-р-р! — полетел.
Вдруг звонок. Я побежал в переднюю. Попка — за мной. Покружился и сел на чёрный газомер. Я сразу сообразил: если открою дверь, он вылетит на лестницу и тогда уж мне его ни за что не поймать.
Я спросил:
— Кто там?
— Газ. Я должен получить с вас по счёту.
А правда! Ведь мама говорила, что оставила деньги на кухонном столе.
Я крикнул:
— Одну минутку! — и побежал в комнаты.
Попка, конечно, за мной. Я молниеносно сделал полный разворот и захлопнул за собой дверь. Но Попка был уже тут!
— Ну что ж это такое! — зашипел я на него. — Когда же ты будешь слушаться? Тебе хозяин приказывает!
Но Попка преспокойно сидел на газомере и поглядывал на меня. Тогда я решил схитрить. Приоткрыл дверь в столовую и просунул туда только голову. Вот сейчас, думаю, Попка залетит в столовую, и я захлопну дверь. Но Попка не залетал.
— Да отопри же! — торопил дядька с газовой станции. — Некогда мне с тобой прохлаждаться!
— Сейчас, сейчас! Ещё только самую маленькую минуточку! — крикнул я.
Но, по правде сказать, я и сам не знал, что мне делать. На всякий случай я ещё раз проделал свой трюк. Только вбежал в комнату — Попка был уже там. Я — пулей в переднюю. Но Попка оказался ещё проворней.
Я подошёл к выходным дверям и сказал:
— Извините, пожалуйста, я никак не могу вам отворить. Попка с ума сошёл.
— Откроешь ты или нет, говори! — сердито закричал газовщик за дверью и давай стучать и звонить.
Наконец я услышал, как он затопал вниз по лестнице.
Ну, думаю, и попадёт же тебе, Попка, если у нас газ из-за тебя выключат!
С досады я схватил щётку и давай его гонять по комнатам. На беду я задел при этом большую фотографию, где папа и мама сняты женихом и невестой. Фотография упала и немножечко разбилась. А Попка, улепётывая от меня, опрокинул вазочку с цветами, вода разлилась по всему буфету. В погоне за Попкой я вскочил на диван. А он взлетел на шкаф и присел там отдохнуть.
Слышу — в передней щёлкнул замок. Мама! Если она сначала пройдёт в кухню, а из кухни сюда, Попка обязательно улетит. Ведь в кухне окно открыто! Я приналёг на дверь, чтобы мама не могла её открыть. Мама нажала на ручку, толкнула раз-другой. Затем я услышал её голос:
— Перестань баловаться, Альфи!
— Я не балуюсь, мама. Только ты не открывай.
Но мама всё равно дёргала за ручку.
Я закричал:
— Не открывай! Попка улетит!
Тут я услышал, как мама пошла закрывать окно.
А Попка опять сидел на гардине.
— Ну, погоди! — сказал я, обозлившись, быстро взобрался на шкаф, оттуда — на печь, с печки спрыгнул на диван, с дивана перескочил на стол… Но Попку так и не поймал.
