на меня.
— Эй, есть тут кто? — услыхал я девчачий голос.
— Да, это я, Циттербаке! — ответил я. — Пожалуйста, подойдите ко мне.
Оказалось, девчонки слезли с велосипедов и теперь пробирались через кустарник. Увидели, что я сижу на земле, уцепившись руками за рог, а телёночек мокрой мордой дышит мне прямо в лицо, и давай хохотать.
— Лизка, Лизка! — кричат. — Мы-то тебя искали, с ног сбились, а ты, оказывается, вот где!
Я мигом сообразил, что это они телёнка искали, а я его, оказывается, поймал.
— Вот вам ваша Лизка! — тут же вежливо сказал я. — Иду по дороге, вижу — телёнок, вот я и поймал его для вас.
Девчонки стали меня благодарить. Они привязали телёночка на верёвку, и мы все вместе зашагали в деревню.
Бригадир доярок меня тоже поблагодарил и так крепко пожал руку, что я вскрикнул от боли. Но тут же спохватился и сказал ему:
— Ну что вы, что вы! Пустяки какие! Не стоит благодарности. Мне предстоят ещё не такие дела.
И я отправился дальше.
Так я шагал часов, наверно, до двух. Пришлось снять ботинки. На левой пятке я натёр огромный волдырь. Опять открыл атлас. Но особенно далеко я, должно быть, ещё не успел забрести. А что, если послать телеграмму в Москву, чтобы меня встретили хоть на пол пути? Тогда мне не так далеко топать придётся. И я решил: в ближайшей деревне зайду на почту. Может быть, и уговорю телеграфистку.
Прихрамывая, я побрёл дальше, уплетая потихоньку остатки провизии. Час спустя я добрался до деревни. Мне надо было зайти в аптеку и на почту. Но ни туда, ни сюда я не попал. Я услышал ребячьи голоса и вроде как знакомые.
Вдруг кто-то закричал:
— Ребята! А вот и Циттербаке притопал!
Из дома с вывеской «Туристская база имени Га?нно Гю?нтера» высыпали ребята нашего отряда.
— Ур-р-ра верному Циттербаке! — кричали они. — Наконец-то и ты сюда добрался!
Мне очень не хотелось, чтобы они заметили, что я хромаю, и я всё ломал голову, как это сделать. Взять и удрать я не мог, да и устал я очень. Все пожимали мне руку и почему-то страшно радовались.
— Не стоит благодарности! — говорил я. — Делаем, что можем. Чему вы удивляетесь? А знаете, что я по дороге сделал? Я быка поймал. Ух и страшилище! Он мне знаете как рогом по ноге заехал! — И я показал ребятам свой волдырь.
Наш вожатый Гарри подозрительно посмотрел и сказал:
— Что-то не похоже. Ты просто натёр себе пятку.
Ребята потащили меня на базу и всё время повторяли:
— Ох, и здорово, что ты пришёл, Циттербаке!
Немного погодя к воротам подкатил грузовик Народной Армии, и мы поехали на аэродром. Там нам позволили даже слазить в самолёт. А офицер рассказал, что, если хочешь стать лётчиком, надо хорошо учить уроки и очень много тренироваться. В тысячу раз больше, чем я тренировался, когда ел только из тюбиков, кружил на карусели и всё время молчал. И я решил: лучше уж я пока не пойду в Москву, а потихоньку потренируюсь ещё как следует.
Вечером я обо всём рассказал Гарри. И про письмо тоже. Он сразу побежал звонить к нам домой и всё объяснил папе и маме. Мама ему сказала, что когда она прочитала письмо, то сразу подумала: это я её разыгрываю. И она очень рада, что я совершу поход вместе с пионерами.
Наш Гарри — мировой парень. Он сказал мне:
— Пусть всё это будет нашей с тобой тайной!
Он никому ничего не расскажет. Не расскажет, что это я случайно к ним на базу попал, а на самом деле хотел пешком до Москвы дойти.
— А всё-таки наказать тебя немножко придётся, — сказал он и подмигнул.
Утром он объявил на линейке:
— Сегодня вечером у костра Альфонс Циттербаке расскажет нам о полётах в космос. Он уже накопил кое-какой опыт.
И я в самом деле, когда настал вечер, рассказал ребятам про все мои приключения. Нам было очень весело. Бруно даже пообещал снять свою статью из стенгазеты. А я под конец признался ребятам, что чудовище, с которым я вёл бой, — это был совсем не бык, а маленький телёнок. Но я считаю, что это был всё-таки бычок.
И теперь я так думаю: может быть, мне лучше сперва стать лётчиком-испытателем? Ведь от лётчика-испытателя до космонавта не так уж далеко. Во-всяком случае, я решил во что бы то ни стало получить автограф у Гагарина и Титова.
А уж на карусели в ближайшие три года кататься ни за что не буду! Стоит мне только вспомнить про карусель — сразу мутить начинает.
Как я был директором зоопарка
Подходит ко мне Бруно и говорит:
— Циттербаке, мы ведь с тобой друзья, верно?
Я подумал: «Что это он? Никогда он меня об этом не спрашивал. Не иначе, как ему что-то от меня надо». И я только хмыкнул в ответ.
— Вот видишь, — говорит Бруно. — Я всегда тебя за друга считал. Знаешь, я тут уезжаю недели на две, возьми пока себе моего хомяка.
Я очень люблю животных. Недаром же у меня живёт мой Попка! А вот о хомяках я что-то мало слышал. Может, и правда хорошо, когда у тебя есть живой хомяк?
— Ладно, давай приноси! Только не забудь корма прихватить, — сказал я.
На другой день заявляется ко мне Петер. И ему я, значит, понадобился!
— Альфи, — говорит. — Я еду в наш заводской лагерь. Папа и мама тоже уезжают. Может, возьмёшь пока мою кошку?
— Ладно, — говорю, — возьму и кошку.
Прошёл час, ну, может быть, два… Вдруг вижу — Эрвин ко мне прётся. И сразу же спрашивает, можно ли принести ко мне белых мышей. Он, мол, тоже уезжает в заводской лагерь.
Я ему сказал:
— Хоть ты уже третий, всё равно тащи! Мышки — они славненькие. А я на две недели заделаюсь директором зоопарка.
Когда мама вернулась со службы, она так и опешила.
— Да как же ты всех их прокормишь? — спросила она. — И запах от них дурной в квартире пойдёт.
— Ничего! — сказал я. — Как-нибудь уж не съедят друг друга.
Ночью я проснулся. Оказалось, кошка выпрыгнула в окно, а мой Попка заметил это и во всю глотку заорал:
— Дур-рак! Дур-р-рак!
Еле-еле я его успокоил.
«Ничего себе, хорошенькое начало, — подумал я. — А директорская должность, видно, не сладкая!»
На другой день я обегал весь город — всё искал кошку своего друга Петера. Ближе к вечеру я увидел, как её полосатый хвостик мелькнул за дверью мясной лавки. «Ну, — думаю, — утащит колбасу — прощай
