что имело отношение к памяти Антония. Себе же он с этого мгновения присвоил титул Август «Священный», это же название будет носить и месяц, когда он одержал самую значительную из своих побед. Не пройдет и трех месяцев, как он вдоволь насладится зрелищем поверженной египтянки, бредущей в цепях по улицам Рима, после чего он отдаст ее на произвол палачей. Пусть делают все, что захотят с телом, которое носило детей от величайших мужей своего века.
Смерть Клеопатры
На следующий день Клеопатре сообщили, что она должна готовиться к отъезду в Рим. С этой минуты личный врач царицы Олимп усердно подсказывал ей, как, используя и без того плохое самочувствие, приблизить конец. Октавиан не мешал общению Клеопатры с врачом, не подозревая о планах пленницы.
Смерть не шла, наоборот, царица как будто излечивалась. Природное здоровье брало свое. Нет! Она не пойдет перед колесницей, собирая оскорбления от разъяренной толпы римлян!
Царица говорила так тихо, что Ирада едва слышала ее. Но то, что она говорила, было предназначено только для ушей служанки: «Ты видела, Ирада, каких змей приносили Олимпу для опытов? Они совсем маленькие с белым брюшком и двумя бугорками над глазами. На спинке у них яркие чешуйки, и их легко отличить от других змей в пустыне. Мне нужны только они. Олимп говорил, что от их яда я не буду мучиться, смерть наступит почти мгновенно. Помоги мне, Ирада, ведь ты обещала мне, что не дашь унизить и уничтожить меня врагам».
«Госпожа моя, но как я пронесу гадюк? Может быть, Олимп сможет это сделать?»
«Олимпу запрещено выходить из дворца. А я завтра же попрошу, чтобы мне разрешили посетить могилу Антония. Там решим это дело быстро. Есть многие, кто хочет получить часть моих сокровищ. Это не будет стоить дорого, уверяю тебя, милая. Об одном прошу тебя, не дай мне увидеть их, готовых к укусу. Вдруг душа моя не выдержит, и я отдерну руку? Второй раз мне не позволят совершить задуманное».
На другой день царица с разрешения Октавиана побывала на могиле мужа. Она плакала, просила прощения и заверяла в скорой встрече. Жалуясь, она особенно сетовала, что погребена будет не на родине, а в далекой Италии. Это отчетливо слышали охранники.
После того как Клеопатра вернулась во дворец, Октавиан с удивлением услышал, что она приказала подготовить ей душистую ванну. «Что это за выдумки? Или она решила быть благоразумной? Надо посетить ее еще раз сегодня», – подумал самонадеянный воин.
За ванной последовал изысканный ужин в обществе врача и служанок.
Никто не обратил внимания на крестьянина, который вошел во дворец с корзиной. «Смоквы для Великолепной», – ответил на вопрос стражи крестьянин.
«Не слишком ли много ягод?» – хохоча спросили караульные. «В самый раз», – без ответной улыбки заявил крестьянин. Никто не заподозрил неладного, и мужчина с ягодами свободно прошел дальше.
Боги благосклонны к царице в последние часы ее жизни. У дверей ее покоев служанки, подивившись крупным ягодам, приняли корзину из рук низко склонившегося крестьянина. Получив более чем богатое вознаграждение, он удалился.
Клеопатра дописывала письмо. Оно было адресовано Октавиану: «Прошу тебя, во имя великих богов, во имя Исиды Великолепной выполни мою последнюю просьбу. Прикажи похоронить меня рядом с моим мужем, как того хотел и он. Больше ни о чем не прошу тебя, победитель».
Письмо понес слуга, за которым Хармиона закрыла дверь и задвинула засов.
«Где они?» – Клеопатра без тени страха подошла к корзине с ягодами. Ничего. Ни звука, ни движения на дне. «Я лягу на ложе, Ирада, расправь складки моего платья и помоги мне надеть диадему». Ирада с глазами, полными слез, укладывала красивой драпировкой самое роскошное из сохранившихся платьев царицы. Как она была бы хороша в нем на троне, но не на ложе смерти!
Царица лежала на позолоченном ложе совершенно спокойно. В глазах уже было предчувствие встречи с Антонием. Скоро, скоро они воссоединятся. Осирис примет ее в свои объятия и проведет по пути к возлюбленному мужу. Что осталось ей в этом мире? Она не хочет дожить о той минуты, когда Октавиан прикажет обезглавить Цезариона, самого любимого из сыновей. Из всех ее детей Октавиан возможно пощадит только Клеопатру Селену. Пощадит, а потом продаст ее первому, кто попросит руки наследницы без трона. Ее маленькая девочка познает горечь унижения. Нет! Она не должна дожить до этих дней. Пшерени-Птах возложил когда-то на голову ее отца диадему в виде змеи. Змея сейчас поможет и ей, последней из великой династии.
Не приснилось ли ей в бреду последних дней, что принесли известие о смерти самого желанного из сыновей – сына Пшерени-Птаха Петубаста? Ты был благословлен богами, Петубаст, но они не уберегли и тебя, последний из мемфисских жрецов.
«Где же они, Ирада? Я не вижу». «Не смотри, царица. Не смотри, и тогда не будет ни больно, ни страшно». Ирада тихонько пошевелила по дну корзины длинной палочкой: «Выходи, змея. Выходи и помоги нам».
Клеопатра все же повернулась и встретилась глазами с выползающей змеей:
«Приветствую тебя, Аспид...»
Она еще сквозь пелену наползающего небытия слышала, как ломают дверь слуги Октавиана, пытающегося проникнуть в покои, видела, как служанки одновременно опускают руки в корзину навстречу змеям...
«Повелел благой царь прекрасную судьбу: исчезают тела и приходят другие им на смену со времени предков. Цари, бывшие до нас, покоятся в своих пирамидах, и духи погребены в гробницах. От строителей домов не осталось даже следа. Что с ними? Слышал я слова Имхотепа, изречения которого у всех на устах, а что до мест их погребения – стены их разрушены, этих мест как не бывало. Никто не приходит оттуда, чтобы рассказать о погребениях, поведать об их пребывании, чтобы укрепить наше сердце, пока вы не приблизитесь к месту, куда они ушли. Будь здрав сердцем, чтобы заставить себя забыть об этом. Пусть будет для тебя наилучшим следовать своему сердцу, пока ты жив. Будь весел, не дай твоему сердцу поникнуть, следуй его велению и твоему благу. Устрой свои дела на земле согласно велению своего сердца и не сокрушайся, пока не наступит день причитания по тебе. Не слушает жалоб Осирис, его сердце не бьется, а слезы никого не спасают от гроба. Празднуй, не унывай, ибо нельзя брать своего достояния с собою, и никто из ушедших еще не вернулся»...
