— Арлекин больше не телохранители Марми Нуар. Теперь они работают с нами, Жан-Клод, — сказала я.
— И ты была совершенно права, когда заставила меня изменить закон об упоминании их имени. Смертный приговор был уже чересчур.
— Прям так и думаешь — чересчур? —подначила я.
Он улыбнулся мне.
— Но они все еще лучшие в мире воины, убийцы и шпионы, о которых только известно, — ответил он.
— Ага, вот только не стоило заставлять их кого-то выслеживать и убивать только за того, что кто-то произнес «Арлекин».
— Мать Всея Тьмы правила Советом Вампиров тысячи лет,
— Мы убили Мать Всея Тьмы, а это значит, что нам удастся поменять ее сумасбродные законы.
— Королева мертва, да здравствует король! — провозгласил Никки.
Я зыркнула на него.
Он пожал плечами, настолько это вообще позволили его мышцы.
— Так говорят все вампиры и старые оборотни. Ты убила ее, так что по правилам оборотней, ты получаешь всю добычу себе, но так как ты человек-слуга Жан-Клода, то по вампирским законам он получает все привилегии.
— Я знаю, что вампиры считают меня просто продолжением власти Жан-Клода, как оружие или бомба.
— Я о тебе так не думаю,
Я очутилась в его объятиях, положив голову ему на грудь. Не было обнадеживающего сердцебиения у моего уха. Его сердце билось чаще, чем у большинства вампиров, хотя и не должно, и билось оно не все время, и определенно медленнее, чем у людей и оборотней. Я крепче обняла его, потому что скучала по стуку его сердца. Я все еще предпочитала мохнатиков вампирам. Я любила Жан-Клода и нескольких других вампиров, но делила постель чаще с оборотнями, чем с вампирами; именно по этой причине.
— Я кормился на человеке сегодня в клубе, не на оборотне и я слишком долго не был рядом с тобой, чтобы твое присутствие могло меня обогреть.
— Мы это исправим, — пробубнила я, скрыв лицо в оборках его рубашки. Оборки и кружева никогда не были такими мягкими, как казались на ощупь, но сегодня мне было до фени. На самом деле он перестал носить свойственные ему рубашки, потому что мне не нравилась жесткость их ткани. Но сегодня меня это не волновало, я просто хотела, чтобы он был как можно ближе ко мне.
Он прижал меня к себе и прошептал:
— Да, мы все исправим.
— Для начала мне надо привести себя в порядок. Я вся вспотевшая и перепачканная после недавних событий.
До меня дошло, что на нем белая рубашка, а на мне много засохшей крови. Я отпрянула и осмотрела его.
— Что такое,
— На мне много засохшей крови и грязной одежды, а ты весь в белом.
Он снова притянул меня к себе:
— Я лучше прижму тебя к себе, чем стану беспокоиться о какой-то одежде. Рубашку отстираем либо просто выбросим. Мне без разницы.
Я отстранилась на столько, чтобы поднять лицо, упираясь подбородком в его грудь, так что я смотрела через линию его тела, а он вниз на меня, и наши глаза встретились на уровне его груди.
— Да ты любишь меня, но то, что тебе плевать на шмотки…, уж я-то знаю, что настоящая страсть у тебя именно к ним.
Я улыбалась, пока говорила это.
Он засмеялся, резко, удивленно, и на секунду я увидела как он, должно быть, выглядел столетия назад, до того, как, став вампиром, научился контролировать свое лицо из-за страха, что это может быть использовано против него более сильным вампиром.
Я улыбнулась ему, прижавшись так близко, как позволяла одежда и оружие. Как же я любила его. Я любила то, что могла заставить его так рассмеяться, любила то, что рядом со мной он чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы хоть чуточку раскрыться, любила то, что даже будучи по самую задницу в аллигаторах, близость друг к другу помогала нам со всем справиться. Аллигаторы в любом случае неплохо бы пожевали наши задницы, но в компании-то куда веселее, и куда больше шансов сделать неплохой саквояжик из крокодиловой кожи, чем угодить к ним на ужин.
Я рассматривала его лицо, пока его наполнял смех, и просто любила его. День явно не задался, но Жан-Клод немного это исправил, ведь для этого как раз и нужна любовь. Она все только улучшает а не ухудшает, что заставило меня задуматься, любил ли Ашер хоть кого-то. Я отбросила эти мысли подальше и наслаждалась объятиями мужчины и тем, что он смеется благодаря мне.
Глава 31
Мы с Жан-Клодом почти дошли уже до двери спальни, когда из холла к нам подошел расстроенный Год. Год[24]— это сокращенно от Годфредо, но он был достаточно высок, накачан, да и просто очень большой, чтобы такое прозвище совсем уж казалось забавным. Он был темнокожим испанцем, и кроме него у нас был только один такой же внушительный охранник, Дино, но там, где Дино был медлителен как чрезвычайно мощная гора, Год был быстр настолько же, насколько был огромен. Дино ударил бы тебя сильнее, но Год бил бы тебя быстрее и чаще.
— Прошу прощения, Жан-Клод, Анита, но до отъезда Ашер хотел бы повидаться с Жан-Клодом.
Жан-Клод вздохнул и сжал мне руку:
— Если хочешь, я отклоню его просьбу.
Я посмотрела на него, пытаясь прочесть выражение его лица. Мне следовало бы догадаться раньше.
— Если хочешь увидеться с ним, тогда иди, но я все еще слишком зла на него.
Он слегка сжал губы, будто хотел улыбнуться, но выражение лица по-прежнему оставалось печальным, не соответствующим улыбке. Но этой почти-улыбки хватило. Я нежно потрепала его по руке:
— Иди к нему. Все в порядке, я отмоюсь, и буду ждать тебя в постели.
— Прости, что не присоединюсь к тебе в ванной.
— Валяться в джакузи без компании вгоняет в депрессию. Я просто наскоро приму душ.
Год прочистил горло, привлекая к себе наше внимание.
— Сожалею, но прощание Жан-Клода с Ашером может несколько затянуться. Просто сказал, вдруг это повлияет на планы Аниты.
Я посмотрела на здоровяка. Он выглядел не в своей тарелке.
— Чего ты нам не говоришь, Годфредо? — спросила я.
Опустив взгляд на свои ноги, и выглядя откровенно несчастным, он пробубнил себе что-то под нос.
— Что? — переспросила я.
Он нахмурился:
