Подобная мысль выглядит спорной. Даже в 1941–1942 гг., когда настроения населения были не однозначно на стороне партизан, перспективы победы СССР были тоже неоднозначными, партизаны большинства основных соединений справлялись с агентурой немцев и без особистов. В 1943 г. агентурная деятельность германской стороны была крайне затруднена, и повсеместное введение кадров контрразведчиков, наделенных широкими полномочиями, даже с точки зрения интересов системы выглядит по крайней мере избыточным шагом.
Например, капитан госбезопасности Гаврилюк, служивший в течение десяти месяцев 1943–1944 гг. заместителем командира соединения украинских кавалерийских партизанских отрядов М. Наумова, полагал, что контрразведка вообще была соединению не нужна. Пополнение партизаны проверяли, в том числе через опрос местных жителей, а боевой дух и лояльность советскому строю у личного состава партизанского соединения находились на должной высоте — пропаганда как немцев, так и бандеровцев не оказывала на них сколько-нибудь значимого влияния[749].
Можно полагать, что в целом уровень войсковой и агентурной разведки отрядов и соединений УШПД был выше, чем в отрядах УПА[750], но ниже, чем в Армии Крайовой. На профессионализм последней указывал даже Петр Вершигора в отчете Строкачу, подчеркивая, что основа действий АК — подготовка партизанских резервов и «широкое насаждение агентурной сети. Агентура насаждена во всех учреждениях, вплоть до Гестапо»[751]. Хотя, учтем, что лишь в течение семи месяцев 1942 г. радиостанция главного командования АК «Ада» поддерживала прямую связь с разведуправлением РККА (станция «Висла»). В остальной период польско-советского сотрудничества информация, добываемая разведсетью польских националистов, уходила в Лондон, откуда с задержкой и далеко не полностью передавалась в Москву. Причем сведения, полученные АК, касались преимущественно восточноевропейского театра военных действий. А разведсведения, полученные советскими партизанами, напрямую шли к непосредственным «потребителям» этих данных — армейским штабам различного уровня и иным заинтересованным ведомствам. На разведывательных сводках УШПД есть пометки маршалов Г. Жукова, И. Конева, С. Тимошенко, Ф. Толбухина.
При этом следует признать, что общий объем данных, полученный партизанами УШПД в 1942– 1944 гг. и пересланный за линию фронта для командования Красной армии, был хотя и значителен, но ценность этих сведений была не столь высока. К сожалению, документы об успехах основных конкурентов Строкача доступны сейчас штатским исследователям лишь частично. Но и опубликованные данные позволяют сказать: если сравнить показатели УШПД с совокупным количеством, а, самое главное, с качеством сведений, ушедших в Центр от агентуры и отрядов НКВД-НКГБ УССР, НКВД-НКГБ СССР, а также действовавших на территории Украины разведывательных органов Красной армии, то успехи УШПД были в целом скромными.
Упомянутый заместитель Михаила Наумова Гаврилюк, профессионализм которого высоко ценил командир кавалерийского соединения, считал, что потенциал партизанских отрядов УШПД для ведения разведки был востребован лишь в незначительной степени: «Отсутствие кадров агентурных разведчиков в значительной мере сократило осуществление имевшихся громадных возможностей в области разведки.
Наличие оперативных разведывательных групп на базе соединения дало бы возможность провести значительное количество сложных вербовок, агентурных комбинаций, приобрести ценную закордонную агентуру, внедриться в армию и государственные органы противника, т. к. приобретение и направление агента в тылу противника в значительной мере упрощается по сравнению с осуществлением этих же операций в советском тылу. Оперативная группа, выполняя всевозможные сложные агентурные комбинации, в то же время не подвергается серьезной опасности»[752] .
В ходе войны приобретение первичных агентов высокого уровня, особенно с учетом мобильности отрядов, не являлось основной целью диверсионных формирований. В самом мощном и боевом украинском соединении — ковпаковском — агентурная разведка была поставлена до мая 1943 г. очень плохо, а после назначения Вершигоры заместителем командира по разведывательно-агентурной работе — посредственно. Для выполнения главных задач, в том числе проведения рейдов, партизанам УШПД в целом хватало войсковой разведки: осмотра территории, сведений, полученных от военнопленных, а также беглого опроса населения.
3.5. «Задачи по “т”»
Решение этих основных задач требует от всех партизанских отрядов широкого развертывания боевых партизанских операций, а также диверсионной, террористической и разведывательной работы в тылу врага.
Терроризм, т. е. организацию политических покушений, в качестве массового явления в эпоху Нового времени ввели граждане Российской Империи. Большевики также не брезговали подобными приемами еще до прихода к власти[753]. Да и позже, в 1920-1930-е гг. агентура Коминтерна, ВЧК-ОГПУ-НКВД провела за границей СССР ряд «ликвидаций». Наиболее известными стали уничтожения двух лидеров террористических структур — похищение с последующим убийством руководителя РОВС генерала Александра Кутепова и устранение главы ОУН Евгения Коновальца. В годы войны, а, возможно, и ранее, проведение терактов получило во внутренней документации советских органов обозначение в виде понятного индекса «Т». В качестве эвфемизмов иногда использовались и словосочетания «истребительные действия», «истребительная группа».
Эти акции обычно совершались не комбатантами, а чаще всего и против не комбатантов, и не обладали военным значением. Основной целью не являлось отвлечение (лат. — diversio) сил Вермахта с фронта. Зато, по мысли организаторов, покушения должны были сеять ужас (лат. — terror) в правящих кругах противника.
Указанными операциями занимались все силовые структуры, проводившие зафронтовую борьбу: НКВД-НКГБ, УШПД, ГРУ-РУ. Приоритетом уничтожение значимых коллаборационистов, высших чиновников гражданской администрации и офицеров Вермахта и СС было только для органов госбезопасности. Сообразно своему названию, они отвечали не только за поддержание леденящего спокойствия в советском тылу, но и за устранение чувства уверенности в завтрашнем дне в руководящих звеньях враждебной системы.
Для агентуры и боевиков УШПД и армейской разведки решение «задач по “Т”» являлось, можно сказать, досужим промыслом. Однако, поскольку указанная тема в современных условиях «ассиме-тричных ответов» обладает определенной актуальностью, приведем краткое описание «спецмероприятий» всех трех ведомств, исходя из доступности документальной базы.
Наибольшее количество высококвалифицированных специалистов по проведению громких заказных убийств в годы войны было сосредоточено в подчинении 4-го управления НКВД (с апреля 1943 г. НКГБ) СССР, которому подчинялась «легендарная» Отдельная мотострелковая бригада особого назначения — ОМСБОН.
Помимо самостоятельно действующей агентуры, на территории УССР и Крымской АССР в 1941– 1944 гг., согласно послевоенной справке КГБ, оперировало 22 подразделения[754], напрямую подчиненных Павлу Судоплатову. Не все, но большинство из них имели террористические задания.
Перед уходом Красной армии из Одессы в катакомбах была оставлена спецгруппа под командованием капитана ГБ Владимира Молодцова[755] («Бадаева») «Форт».
Группа была снабжена радиостанцией, поддерживавшей связь с Москвой.
