№ 357, после разгула заразы был превращен немцами в «Гросслазарет 301», куда свозили больных, оставляя умирать. Подполье, тайно распределявшее медикаменты «среди своих», просуществовало за колючей проволокой до самого конца оккупации.
Вероятно, немцы все же заподозрили присутствие «чуждой силы». Один из обвинительных актов советской стороны в Нюрнберге содержал, среди прочего, следующие сведения: «В “Гросс-лазарете” периодически отмечались вспышки заболеваний неизвестного характера, называвшиеся немецкими врачами “парахолерой”. Заболевание “парахолерой” было плодом варварских экспериментов немецких (? —
Согласно данным Чрезвычайной государственной комиссии, в «Гросслазарете» от эпидемий и голода умерло около 150 тыс. человек. Если гипотеза о заражении пленных агентурой верна, то ответственность за их гибель михайловцы делят с немцами, т. е. речь может идти об очередной советской фальсификации на Нюрнбергском процессе, по масштабности вполне сравнимой с Катынским делом, а то и превышающей его.
В конечном счете операции Михайлова были должным образом оценены Системой. В 1965 г. ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, именем руководителя подполья в Славуте назвали улицу, парк, швейную фабрику и Центральную районную больницу, рядом с которой бывшему главврачу установили памятник.
И очень похоже на то, что Михайлов действовал не по собственному почину, а по заданию спецслужб, причем не НКВД, а разведорганов Красной армии (с 16 февраля 1942 г. — ГРУ), точнее — разведывательного управления штаба Юго-Западного фронта.
Выглядит так, что завербован он был еще в годы Гражданской войны. С осени 1918 по начало 1919 г. Михайлов прошел подготовку командного состава флота в Петрограде, после которой в апреле-мае 1919 г. «участвовал в боях против Юденича в составе отдельного морского корпуса в качестве разведчика»[882]. Далее — по октябрь 1919 г. — он служил радиотелеграфистом учебного отряда Кронштадтской базы РККФ, потом — до января 1920 г. — начальником команды связи при штабе обороны Ленинградского района. Далее, несмотря на изгнание из партии, бывший краснофлотец закончил институт и сделал успешную карьеру. Причем за 14 лет сменил 7 мест работы в разных регионах, к тому же в основном на руководящих должностях — главврачом, т. е. заведующим больницами[883]. За это же время он 7 раз проходил военные сборы продолжительностью от 20 до 90 дней[884]. Вероятно, что Михайлова держали в качестве «внутреннего» агента армейских служб, не исключая возможность его оставления на местности при отступлении РККА.
Вышедший в 1971 г. в Москве советский панегирик «Подвиг доктора Михайлова» написали не чекистские, а штатные военные борзописцы: Альберт Доманк и Максим Сбойчаков. Согласно этому очерку, из оккупированного Житомира в Славуту в 1941 г. Михайлова с поручением создать подпольную сеть направил некий таинственный «товарищ Константин»[885]. Именно в армейских спецслужбах времен войны в качестве оперативных псевдонимов обычно использовались имена: «дядя Петя», «Ким», «Дора», «Рамзай» и т. д.
В выпущенной теми же авторами книге «Шепетовские подпольщики», рассказывается о сети, связанной с группой Михайлова. Причем возглавлялась эта группа человеком, носившим оперативный псевдоним «дядя Ваня». Ему подчинялся некий «дядя Жора». Именно врачам-агентам шепетовской организации первым пришла в голову мысль вывозить узников шепетовского лагеря военнопленных под видом умерших[886].
На запрос в архив Службы безопасности Украины был получен ответ: никаких данных о Михайлове там нет, т. е. оперировал он не по заданию НКВД УССР.
В конце 1941 — начале 1942 г. представители группы Михайлова регулярно встречались с житомирскими «подпольщиками», у которых была связь с «подпольщиками» Киева. Последние, в свою очередь, поддерживали контакты «с Москвой». Антон Одуха, по его словам, весной 1942 г. поддерживал связь с киевскими «подпольщиками», о которых ему не было известно ничего[887].
Информация о деятельности спецслужб Красной армии по советской традиции обладает куда большей степенью секретности, нежели чем сведения о «рыцарях щита и меча».
Поэтому в очерке о славутском враче члена партийной комиссии по изучению войны И. Слинько сквозило недоумение: «Никому неизвестными путями доктор Михайлов доставал советские газеты и листовки и с помощью Сокола и других участников подполья разносил правдивое слово Советской Родины среди населения в тылу врага»[888].
В более позднем сообщении о поступках Михайлова заведующий Хмельницкого партийного архива указал на пути приобретения агитматериалов: «Была создана большая сеть подпольной агентуры, доходившей до линии фронта, откуда комитет получал литературу: свежие газеты и листовки»[889].
Игнат Кузовков, в июне 1944 г. в справке о деятельности Михайлова также намекал на «органы руководства» славутской группой: «Нити подпольной организации тянулись в Житомир, Бердичев, Киев и к фронту»[890].
И в воспоминаниях Одухи о Михайлове есть указание на то, что действовал врач не по собственной инициативе: «Он отрекомендовался мне, как представитель реввоенсовета» [891]. Вероятно, Одуха оговорился, назвав реввоенсоветом, не существовавшим в 1941 г., военный совет Юго-Западного фронта.
В письме заместителя начальника 4-го Управления НКГБ СССР Наума Эйтингона начальнику отдела кадров управления НКВД по охране железнодорожных сооружений подполковнику Ажнину об упоминавшемся переводчике коменданта славутского лагеря «Со-фиеве» (Абраме Лихтенштейне) сообщается, что сразу после побега из плена в 1942 г. он «организовал партизанский отряд, который действовал по заданиям разведпура Красной армии»[892].
Таким образом на роль спецслужб в этой истории указывает не только стилистика «проделок» описанной группы.
К сожалению, дальнейший поиск уперся в глухие стены архива ГРУ.
Так или иначе, если заражение михайловцами сыпным тифом собственно советских военнопленных пока что является предположением, то инфицирование ими немцев — факт.
Казалось бы, событие не ахти какое, произошедшее в захолустье и коснувшееся сравнительно небольшого количества людей.
Однако, казус Михайлова обладает едва ли не всемирно-историческим значением.
Во-первых, это единственный известный случай не экспериментального, как в японском отряде № 731, а оперативного применения оружия массового поражения во Второй мировой войне на европейском ТВД. Не должен смущать скромный масштаб — тиф в любом случае является бактериологическим оружием, т. е. одним из видов ОМП. Тем более, если учитывать его способность и даже склонность к самораспространению.
Во-вторых, это один из немногих задокументированных случаев оперативного применения бактериологического оружия вообще в истории человечества. Неслучайно во все времена в ходе даже наиболее жестоких конфликтов их участники крайне редко боролись с врагом именно таким способом, т. к. опасались бить «палкой о двух концах». Советский же врач, натасканный профессионалами, без колебаний орудовал в рамках тотальной войны на уничтожение.
3.6. Пропаганда
Нацистский режим изначально уделял огромное внимание «просвещению» своих подданных.
