послевоенный период в отечественной науке, вызывали искреннее недоумение как у западных историков, так и у русских ученых, живших на Западе. Казалось, что и в этом вопросе советская наука пошла по своему, совершенно «особому» пути. Очень ярко выразил отношение ко всем этим построениям русский историк Александр Васильевич Соловьев (1890–1971), который в эмиграции был профессором Белградского, а позднее Женевского университетов. В письме известному историку В. Т. Пашуто (1967) он подчеркивал: «На мой взгляд, это есть проявление того неумеренного славянофильства, которое овладело советской историографией со времен Сталина. Оно было понятно во время Великой войны, но сейчас, когда Сталин давно исчез, пора вернуться к объективному изложению древней русской истории, а не идти за фантазиями Б. А. Рыбакова. Надо признать, что был 'норманский факт' в нашей истории, как он был в истории Англии, как был 'франкский факт' в истории Франции, 'визиготский' в истории Испании, а в истории Болгарии — 'тюркско-болгарский факт', хотя его тоже отвергали квасные славянофилы типа Иловайского… Я… ищу только объективной истины, той, которую признавали Карамзин, С. М. Соловьев, Ключевский и Шахматов: древняя Русь была норманского корня, и против этого ничего не поделаешь. С этим надо примириться»[99]. Но в период холодной войны и очередного витка противостояния с Западом этот «факт», конечно, не мог быть признан.
С мертвой точки «варяжский вопрос» был сдвинут только в 1960-е годы, и прежде всего в сфере археологии. К тому времени уже был накоплен значительный археологический материал, объем которого впоследствии еще увеличился, однозначно свидетельствующий не только о присутствии на территории Древней Руси скандинавов, но и об их жизни там (жилища, ремесленные постройки, торговые центры, погребения). В 1965 году в стенах Ленинградского университета состоялась дискуссия о варягах, третья со времен Миллера и Ломоносова, на которой оппонирующие стороны представляли доктор исторических наук Игорь Павлович Шаскольский (1918–1995), автор содержательной книги «Норманская теория в современной буржуазной науке» (1965), где давался критический обзор зарубежной историографии за двадцать последних лет, и преподаватель кафедры археологии университета Лев Самуилович Клейн (родился в 1927 году). Председательствовал на заседании известный археолог и историк Михаил Илларионович Артамонов (1898–1972), заведующий кафедрой археологии университета и бывший директор Эрмитажа. Дискуссия открыла возможность более свободного обсуждения этой «опасной» для того времени темы, а главное, ознаменовала начало более взвешенного и научного ее исследования[100] . Значительную роль сыграла также совместная статья Л. С. Клейна, И. В. Дубова и В. А. Назаренко «Норманские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения», опубликованная в 1970 году в сборнике «Исторические связи Скандинавии и России».
Постепенно в Ленинграде сложилась мощная школа археологов (существующая и сейчас), занимающихся раскопками ряда центров (Рюриково Городище, Старая Ладога) и изучающих русско- скандинавские древности (Г. С. Лебедев, И. В. Дубов, А. Н. Кирпичников, Е. Н. Носов, Е. А. Рябинин и др.). Большую роль в ее формировании сыграл Славяно-варяжский семинар, организованный в Ленинградском университете Л. С. Клейном. Одной из наиболее важных работ в этом научном контексте был труд Глеба Сергеевича Лебедева (1943–2003) «Эпоха викингов в Северной Европе» (1985; второе издание этой книги, существенно дополненное, было опубликовано уже после смерти автора, в 2005 году, под названием «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси»). Лебедев выступил с так называемой «циркумбалтийской теорией», согласно которой в VIII–X веках существовала особая североевропейская общность различных народов Балтики и их культур, одним из проявлений которой и было движение викингов, соединившее Западную Европу, Скандинавию и Русь. В конце 1980-х — начале 1990-х годов были проведены даже экспедиции на гребных судах по пути «из варяг в греки» от Балтийского до Черного моря [101].
С начала 1970-х годов наметился поворот и в исследовании письменных известий о варяжских князьях — и прежде всего летописного сказания о «призвании варягов». В работах академика Дмитрия Сергеевича Лихачева (1906–1999) и доктора исторических наук, а затем члена-корреспондента Академии наук Владимира Терентьевича Пашуто (1918–1983) подчеркивался сложный характер летописного известия и ставился вопрос о реальном содержании русско-скандинавских связей древнейшей поры. Так, анализируя летописную легенду, В. Т. Пашуто писал: «…важно учесть и то, что князья-варяги приглашены править для 'наряда'. Я специально изучал термин 'ряд' — 'наряд' — 'поряд' в наших летописях и убедился, что он всегда определял условия, на которых правящая знать отдельных русских центров приглашала князя занять престол. Значит, варяжские князья, если вообще верить летописному преданию, были подчинены воле славянской знати». Он же высказал идею о славяно-скандинавском социальном и культурном синтезе того времени, о существовании «конфедерации» племен севера будущей Руси [102]. Пашуто принадлежит и разработка широкой программы изучения зарубежных источников по истории Древней Руси (скандинавских, арабских, польских, немецких, византийских и т. д.), вылившаяся в создание большой исследовательской школы, организационно оформившейся во второй половине 1970-х годов. Результатами ее работы стали многотомный свод «Древнейшие источники по истории народов Восточной Европы», ежегодник научных исследований «Древнейшие государства Восточной Европы», сборники трудов конференций «Восточная Европа в древности и Средневековье», целая серия монографических исследований.
Преимущественное внимание к изучению источников, как письменных, так и вещественных (археологических), вывело начальную историю Руси на принципиально новый этап. Здесь нет возможности перечислять основные современные труды, общее количество которых весьма значительно, но необходимо назвать таких плодотворно работающих исследователей, как М. Б. Свердлов, Е. А. Мельникова, Н. Ф. Котляр, В. Я. Петрухин, М. В. Бибиков, И. Г. Коновалова, А. В. Назаренко, Т. Н. Джаксон и др. Большую роль в изучении восточных источников о Древней Руси сыграл А. П. Новосельцев. Принципиально важное значение имеют исследования археологов, и прежде всего академика В. Л. Янина. С середины 1980-х годов переиздаются и важнейшие работы зарубежных авторов, среди которых книга польского историка X. Ловмяньского (1898–1984) «Русь и норманны». В последние годы идея о славяно-скандинавском синтезе стала одной из центральных в науке, о чем, в частности, говорят такие конструкции, как «Скандославия» (Д. С. Лихачев) или «Восточно-Европейская Нормандия» (Р. Г. Скрынников). В какой-то степени они продолжают традиции прошлого (еще О. И. Сенковский в первой половине XIX века назвал раннюю Русь «Славянской Скандинавией»).
Несмотря на значительные результаты научных исследований, вроде бы окончательно оставившие все околонорманистские споры за рамками науки, сейчас вновь возрождаются идеи антинорманистов позапрошлого столетия. Наблюдается и подзабытое, казалось бы, стремление вернуть чисто научную проблему в русло идейного противостояния. Появляются работы, в которых доказывается славянское происхождение варягов и Рюрика, а значит, и древнерусской княжеской династии[103]. «Проклятый вопрос» русской истории никак не желает уходить в прошлое.
Задумаемся над тем, имеет ли он сейчас какой-нибудь смысл. Видимо, правы были те авторы, которые считали, что за «битвами о варягах», начиная с дискуссии вокруг диссертации Миллера, всегда незримо присутствовал идеологический подтекст, какое-то чувство ущемленной национальной гордости. Почему-то считалось (многие считают так и ныне), что иностранное влияние в начале русской истории, присутствие иноземцев на Руси и неславянское происхождение правящей династии могли умалить, принизить чувство национального достоинства русского народа, показать якобы его неспособность к самостоятельной самоорганизации. Такое понимание сути проблемы выглядит сейчас весьма странным. Ведь Древняя Русь не была какой-то «закрытой» системой, в которую не могли проникать никакие иноземные веяния. Не была такой наша родина и в дальнейшем — вспомним, какой след в русской истории оставили монголы или те же немцы при Петре I. А что уж говорить о древнейших временах, где границы были настолько расплывчаты, что и пределы государства в IX веке обрисовать сложно! Русь находилась на пересечении разных путей, этнических и культурных влияний, и стыдиться этого по меньшей мере нелепо. Англичане, например, гордятся тем, что в их истории оставили след и римляне, и германцы-саксы, и норманны. Но для нас это почему-то унизительно. Как аргумент часто выдвигают знаменитую летописную фразу «земля наша велика и обильна, лишь порядка в ней нет», понимая ее не совсем верно. Не столько о порядке идет речь в летописи, сколько о «наряде», то есть управлении. Нужен был князь, его и позвали.
Важно отметить, что полемика по поводу норманизма имела свой смысл лишь тогда, когда считалось, что происхождение династии напрямую связано с образованием государства. Такая традиция характерна
