Это продолжалось довольно долго: боеприпасов у фашистов было достаточно. Противник, подумав, что началась атака, открыл из минометов заградительный огонь, вслепую посылал очереди из пулеметов.
Вдруг из-под брони взвились клубы дыма, показался огонь. Лицкевич испугался. «У, черт, — подумал он, — попали в них? Или что взорвалось внутри?» Но тут же улыбнулся: израсходовав все снаряды, Тюфяков и Величко подожгли танк. Они уже возвращались. Два смельчака шли в обнимку и во все горло что-то пели. Что именно, нельзя было разобрать. Опьяненные пороховым дымом и удачей, они шли, пошатываясь из стороны в сторону.
Почти у самого своего окопа Величко ранило в ногу. Он присел за танком. Виктор засучил штанину его комбинезона и стал забинтовывать глубоко распоротую кожу. Но оба не переставали хохотать.
— Фрицев поперек шерсти погладили, — говорил Михаил.
— Запомнят польских танкистов, сукины сыны, — вторил ему Тюфяков. — Не больно?
— Нет, ерунда. До свадьбы заживет.
— А теперь пора завтракать. Сержант Лицкевич, вы, черт возьми, старшина роты или нет?
— Старшина, товарищ капитан. Но завтракать еще рано. Еще солнце не взошло.
Когда на востоке заалело небо, а па западе прямо над деревьями угасли звезды, взвод советских автоматчиков атаковал группу немцев, которые пробрались через лесную чащу в тыл наших позиций. Со взводом пошел танк 112 под командованием Антония Мечковского.
Экипаж верил в свои силы и солдатское счастье. Ночью танкисты сожгли бронетранспортер, накрыв его с трехсот метров двумя снарядами, а на рассвете выстрелом в гусеницу вывели из строя заблудившийся «тигр».
Теперь они шли в атаку со взводом автоматчиков. Советский лейтенант указал им цель — пулеметное гнездо. Первым же снарядом они разнесли его и устремились за цепью атакующих. Советские автоматчики с криками «ура» гнали удирающих немцев, польские танкисты срезали очередями едва заметные в тумане силуэты фашистов.
Впереди открылась небольшая поляна с двумя дубками посередине. Справа росли высокие кусты. Пехотинцы смело вбежали на поляну.
Хорунжий приказал механику-водителю:
— Прибавь газ. — И дал осколочным между деревьями по противоположной стороне поляны.
Что-то вдруг ударило в танк, и сразу все заволокло дымом, разъедающим глаза. Мечковский, увидев облако пыли справа, стал поворачивать башню.
— Противотанковым!
В этот момент он краем глаза заметил, что заряжающий, шатаясь, рукавом вытирает кровь с лица. Вот он упал на замок орудия. Потом Мечковский увидел отблеск выстрела над теми же кустами, справа, и почувствовал, как что-то горячее обожгло его грудь.
От двух 88-мм снарядов, выпущенных самоходным орудием «фердинанд», танк 112 сгорел. Вместе с ним сгорели командир — хорунжий Антоний Мечковский и заряжающий — капрал Ян Бонотовский. Механик-водитель плютоновый Станислав Лясковский и радист, девятнадцатилетний Владислав Туркевич, остались живы. Несмотря на ранения и контузию, они сумели выползти через десантный люк.
Когда Виктор Тюфяков и Юзеф Кот пробирались по лесу к обгоревшему танку 112, надеясь найти тела погибших, под старым грабом они наткнулись на заросшую травой и колючими кустами ежевики могилу. На деревянном кресте была вырезана надпись. Юзеф прочитал, соскоблив ногтями шершавый мох: «Погибли за пропавшую Польшу. Сентябрь 1939 г.».
— В этих местах были окружены остатки нашей армии «Прусы», — объяснил Кот. — Кто-то из штаба бригады рассказывал, что в лесу под Студзянками две роты, не имея, на чем переправиться через Вислу, сами сожгли свои танки…
Да, это была правда. Утром 10 сентября 1939 года отступающий от границы 1-й танковый батальон майора Кубина поддерживал 44-й полк во время атаки на Гловачув. Немцев отбросили, однако вечером, сняв пулеметы и 37-мм орудия, сами были вынуждены уничтожить почти тридцать своих 7ТР. Через лес мимо Выгоды они отошли к Висле, унося с собой оружие и горечь поражения.
Тюфяков стоял в задумчивости над могилой. Он думал и об Аптеке Мечковском и Яне Бонотовском. Пять лет назад в сентябре они были ранены во время обороны Варшавы. И вот эти два солдата первыми погибли из его роты. Обоим было по двадцать четыре года…
— Ерунда, — проговорил он. — Почему за пропавшую? Ни те, кто здесь лежит, НИ наши, которых мы похороним, погибли не зря. Как поется в польском гимне?
— «Еще Польша не погибла, пока мы живы…»
— Вот именно. Давай возвращаться.
В тени старого граба было сумрачно, а верхушки деревьев уже золотились в первых лучах восходящего солнца. Занимался новый день.
Вот донесение командования группы армий «Центр» об обстановке, составленное новым начальником штаба генералом Гансом Кребсом в 2.20 10 августа:
«…На Висле 8-й корпус 9-й армии продолжал наступление с целью закрыть бреши на плацдарме Магнушев. Танковая группа 19-й танковой дивизии в результате наступления севернее Новой Воли не смогла прорвать фронт и была переброшена на юг, на левый фланг танковой дивизии «Герман Геринг», где атаковала в северном направлении. Танковая дивизия «Герман Геринг», наступая через лес на запад от Ходкува, передовыми отрядами достигла опушки леса восточнее Студзянок. Боевая группа 19-й танковой дивизии захватила Мариамполь и Грабноволю и, отражая многочисленные контратаки противника, продолжает наступление на Домбрувки-Грабновольске.
Ожесточенно обороняясь, противник на западном берегу Вислы ввел в бой моторизованную бригаду и массированным артиллерийским огнем обстрелял передовые отряды наших наступающих боевых группировок».
Оборона (10 августа)
Бодрствование на берегу
Над Вислой опустилась ночь. Восемь часов темноты нужно было использовать для подготовки к предстоящему бою днем. В соответствии с приказом генерала Межицана 1-й танковый полк должен был закончить переправу 10 августа в пять часов, через пятьдесят минут после восхода солнца.
Когда сгустились сумерки, паром перевез две машины из 2-й роты и — вышел из строя. В течение дня он удачно лавировал между падающими снарядами. Казалось, и осколки его не берут. А сейчас, ночью, когда пилоты бросали свой груз на ощупь, надо же было так случиться, чтобы в паром попали! Когда он причаливал с ранеными к восточному берегу, рядом взорвалась стокилограммовая бомба. Два советских солдата погибли, польского сапера ранило. Один из осколков пробил борт моторной лодки над ватерлинией, а другой — повредил мотор.
Дыру в борте заделали за четверть часа, а вот с мотором было куда сложнее: запасные части находились далеко в тылу.
Переправа приостановилась, а время шло. Ночь была наполнена сосредоточенным артиллерийским огнем и постоянным гулом атакующих самолетов.
Как известно, неудачи следуют одна за другой. Около полуночи в советский склад боеприпасов,
