каждый раз после удара от дерева отскакивал большой кусок.
Гул моторов нарастал, вот он уже был совсем близко. Томаш посмотрел на два уже подрубленных дерева, выглянул на дорогу.
Решив, что пора, он поплевал на ладони, и размашистыми движениями начал рубить изо всех сил.
Теперь достаточно было четырех-пяти сильных ударов, чтобы дерево, глухо заскрежетав, дрогнуло и повалилось. Описав широкую дугу в небе, сосна упала с шумом, подобным разрыву гранаты. Немцы вели сильный огонь, пули вырывали дерн, несколько из них попали даже в вещмешок, но Томаша здесь уже не было. Остались лишь его вещи и топорик, старательно вогнанный в белый, влажный от сока пень.
Перед завалом из сосен танки вынуждены были остановиться. Десантники, соскочив с танков, бросились вперед и в стороны, чтобы прикрыть машины во время преодоления препятствия. Первая «Пантера», разогнавшись, ударила по дереву, пытаясь переломить его или столкнуть с дороги. Сосна изогнулась, как лук, но не сдвинулась с места. Немцы принялись обвязывать ее тросами, затем отбуксировали в сторону. Так же им пришлось провозиться и со второй, и с третьей. Машины рычали среди переломанных толстых ветвей, медленно перебирались тихим ходом на другую сторону завала.
Два первых танка, подавая сигналы, созывали десантников, третий еще выбирался из завала. Солдаты подбегали, вскакивали на танки, прижимались к башням. Двое опоздавших догнали последний танк, схватились за его высокий борт, пытаясь подтянуться вверх. Из-за сухих прошлогодних листьев раскидистого дуба прозвучали два одиночных выстрела. На дороге, перечерченной глубокими следами гусениц, остались два неподвижных тела.
Томаш слез с дерева, старательно уложил в вещмешок топорик и, забросив свою ношу за спину, пошел, укрываясь за деревьями, параллельно следам танковых гусениц.
Машина генерала застряла посреди лесной дороги — спустила камера. Вмиг достали домкрат, приподняли машину. Густлик снял и оттащил назад старое колесо. Водитель, накинув на болты новое, подтягивал ключом гайки, а Янек вручную навинчивал следующее. Работали тихо, слышны были только дыхание да иногда звуки ударов металла о металл.
Генерал с наушниками на голове кончил разговор по радио:
— «Ласточка», хорошо поняли? Координаты три два — четыре ноль, один восемь — два один. Цель покажем ракетами.
— Готово, — доложил водитель одновременно с последним оборотом ключа. Все вскочили в машину и двинулись по выбоинам. Позади них все ревело, бушевало. Артиллерийский снаряд, просвистев над их головой, взорвался впереди на опушке леса.
— Хорошо уланы действуют, — похвалил генерал, обращаясь к танкистам, сидящим сзади. — Ну теперь мне в сторону, здесь уже ваш «Рыжий» неподалеку. Хотя бы одну «Пантеру» прикончить.
— Слушаюсь.
Они соскочили на ходу. Машина скрылась между деревьями, а Кос и Густлик быстрыми шагами пошли к шоссе вслед за Шариком, который принял на себя обязанности передового охранения.
— Плохо бить в лоб, — бросил Густлик.
— Лучше в гусеницу. Только бы задержать…
Рокот двигателей немецких танков быстро нарастал.
— Ближе надо подпустить.
— Надо успеть. — Кос оглянулся. — Бегом!
Они побежали молча. Шоссе мелькало между деревьями все ближе, но и немцы были уже недалеко. В серых сумерках они выбежали из-за деревьев и остановились пораженные: «Рыжего» на старом месте не было.
— Куда они делись?
Первым «Рыжего» увидел, а скорее, учуял Шарик и поворотом головы указал направление.
— Точно, — догадался Янек. — Отремонтировали и выехали на высотку, чтобы обстрел был лучше.
Они бегом бросились к стоянке «Рыжего», но очень скоро поняли, что не успеют.
— Пропустят, черти-сони. Не поймут сразу, что это «Пантеры»… — встревожился Густлик.
— Стой. Я их сейчас разбужу! — крикнул Янек на ходу и, перескочив через бруствер, улегся на землю, направив автомат в направлении высоты.
— Шумят, а никого не видно, — промолвил Григорий, выглянув из башни, и, опустившись снова вниз, побил червонную даму, лежащую на замке орудия, тузом.
Одновременно с хлопком карты по броне танка защелкали пули.
— Немцы? — Вихура погасил лампочку и потянулся рукой, чтобы собрать колоду.
Тук, тук, тук — ударили по танку еще три пули.
— Не французы же, — буркнул Саакашвили. — Экипаж, к бою!
Он захлопнул люк башни, прильнул к прицелу и увидел, что из придорожного рва вытянулась цепочка трассирующих пуль в направлении леса, откуда ожидался противник. Саакашвили тотчас понял, что кто-то указывает ему цель.
— Осколочным… Нет, подожди! Бронебойным, заряжай! — Он увидел тени танков и скорее догадался, чем опознал, что это немецкие.
Янек и Густлик смотрели на них из придорожного рва, пряча голову в траве: немецкие автоматчики вслепую обстреливали шоссе, и пули летели низко над асфальтом. Первая машина вышла из лесу, задрав нос и орудие на подходе к шоссе.
— Давай! — не выдержал Кос. — Давай, черт!
И в то же мгновение сверкнуло орудие «Рыжего», раскаленная болванка врезалась в борт «Пантеры», сорвала фартук и разнесла гусеницу около ведущего колеса.
— Здорово! Правее! — закричал Кос, будто его могли услышать.
Второй снаряд угодил почти в то же самое место. Но из лесу уже выехали остальные танки и, прячась за последними деревьями, одновременно открыли огонь.
Подбитая «Пантера» сначала густо дымила и вдруг вспыхнула. Используя это дымовое прикрытие, два других танка, выстрелив еще раз и ведя пулеметный огонь, двинулись к шоссе.
— Давай, Гжесь, чего ждешь? — В голосе Коса звучало искреннее отчаяние.
«Рыжий» молчал. Немцы скрылись в дыму. Янек и Густлик побежали.
— Голову ниже! — кричал Густлик Янеку. Над их головой еще свистели пули, но огонь был уже слабее.
Наконец они достигли цели. Кос забарабанил прикладом по лобовой броне. Открылся люк механика. В нем показалось измазанное кровью лицо Саакашвили: одна щека была разрезана.
— Освободи место! — крикнул Кос, протискиваясь внутрь танка. — Что, храбрости не хватило?
В танк проскочил Шарик, задел о что-то лапой. Янек, желая отодвинуть препятствие, нащупал саблю грузина.
— Игрушки возишь, а более двух раз выстрелить не можешь.
— Не кричи, командир. Подбили нас. Даже тебе не выстрелить.
Кос моментально проскочил в башню — ствол скошен, замок орудия почти касался брони.
Несколько секунд длилось замешательство. Казалось, что сержант вот-вот расплачется; но нет, видно, минуло то время — теперь он был командиром.
— Включить шлемофоны, — приказал он. — Пулеметы ведь в порядке. — Нажал на спуск, сделав два выстрела. — Вихура, садись за передний.
Застегнув ларингофон под шеей, он переключил внутренний телефон и подал команду:
— Запустить двигатель, вперед!
«Рыжий» набрал скорость. С закрытыми люками он проскочил около горящей «Пантеры», перебрался через ров на шоссе, въехал на пригорок.
— Нажми, Григорий, — мягко сказал Кос и взглянул на фотографию бывшего командира, на его Крест Храбрых и Виртути Милитари, прикрепленные к стенке башни. — Только бы успеть, только бы опередить…
Ночь несет страх перед неизвестностью, которая может подкрасться в темноте, а день возвращает
