Едва они выбрались со склона Кедровой на разъезженную грунтовую дорогу, как на землю опустилась ночь. Оставив у обочины тракта прицепы с дровами, поехали на одном тракторе — небольшом, смешном СТЗ с высокими задними зубчатыми колесами; свернув на боковую тропинку, пробегающую вдоль реки, направились прямо к дому старика.
Когда подъехали, на западе погасли последние красные отсветы на тучах, стало совсем темно. Тракторист включил фары. Прямые снопы света выхватили из мрака стволы деревьев и толстые ветви, нависшие низко, как соломенная крыша. Сбоку светилась рыжеватым светом разогревшаяся выхлопная труба, из нее вылетали красные искорки и разлетались в стороны и вверх.
Миновав два низких столбика и жерди ограды, подъехали к крыльцу. Тракторист остановил машину, сбавил газ. Мотор заработал на малых оборотах. Только сейчас оба, и механик и Янек, услышали, что двигатель стучит. Тракторист в сердцах выругался.
— Давай его в сарай, — посоветовал Янек.
Он сбросил шкуры и мясо, отнес их в сени, потом вернулся и помог старику сойти. Осторожно поддерживая, повел его вверх по ступенькам к двери. Погасли фары, мотор взревел и заглох. Его рокот сменился тишиной, нарушаемой шумом близкой, но невидимой реки. Тракторист быстро вернулся, и все трое вошли в просторную избу.
Здесь было тепло, пахло травами и шкурами зверей. Янек сдвинул в трубе вьюшку, разгреб жар в печке, подбросил хворосту. Появились веселые язычки пламени, их отблески запрыгали по избе, выхватывая из темноты широкие лавки у стен, длинный стол, крашеный ящичек для пороха и пуль.
Все сняли с себя мокрые, набухшие от дождя куртки. Янек налил воды из ведра в котел и сунул его в жар. И только теперь вдруг вспомнив, что щенок спит в кармане куртки, вытащил его оттуда, отнес в угол на опустевшую подстилку Муры.
Тракторист сел, вытянул перед собой длинные ноги в забрызганных грязью сапогах, нагнул черноволосую кудрявую голову и стал жаловаться:
— Мотор стучит, плохо дело. Завтра надо побыстрее ехать, а мотор барахлит. Стучит. Слыхал, товарищ, как стучит? Пока починю, полдня пройдет, так и до ночи не доеду.
Старик не слушал его. Сидя на лавке у печки, он осторожно стягивал штанину с ноги, раненной тигром. Янек вышел в сени, принес мясо, отрезал ножом кусок. Повернувшись к трактористу, успокоил его:
— Не горюй. Ночь длинная, успеешь все наладить.
— Сил нет. Ночная работа — плохая работа. А дрова нужно завтра привезти.
— У тебя есть запасные вкладыши?
— Есть.
— Я все сделаю.
— А сможешь?
— Смогу.
Старик протянул руки к печке, погрел их немного, потом сказал:
— Оставь кастрюли, Янек. Я тут сам все сделаю, а как будет готово, позову вас.
Тракторист поднялся с лавки и вышел вместе с Янеком. Лампа была хорошая, под стеклом; она ровным кругом освещала грязь во дворе — дождь лил нещадно. Вошли в сарай, прикрыв двустворчатые двери. Янек стащил с сена брезент, расстелил его под трактором.
Оба работали молча, понимая друг друга без слов. Горячее масло тонкой струйкой стекало в ведро, окутываясь паром в желтоватом свете лампы. Стоя на коленях по обе стороны трактора, они подставили колоду, ослабили болты, вывернули их, сняли картер. Янек паклей обтер теплые шейки коленчатого вала.
— Тебя как звать? — спросил его тракторист.
— Ян Кос.
— Ян Кос? — повторил тот, осторожно и медленно выговаривая слова. — Трудное имя.
— А тебя?
— Григорий Саакашвили.
— Тоже нелегко запомнить.
— Я, брат, из Грузии. Понял? Эх какие там горы! А на этих горах снег белый, сверкает на солнце, как сахар, хоть языком лижи. А высокие какие! Видишь вот этот болт? А теперь посмотри на трактор. Здесь горы такие маленькие, как этот болт. А там горы такие же большие, как вот этот трактор.
Янек, лежа на спине под трактором, поочередно ощупывая руками подшипники, давил вверх, тянул вниз, но зазор был где-то в другом месте.
— Возьми рукоятку, проверни разок.
Григорий быстро выполнил просьбу, потом присел на корточки и заглянул под трактор, наблюдая, как Янек ловко отгибал щипчиками шплинты и ослаблял ключом болты.
— Старик сказал, ты тигра убил. Добрый, значит, ты охотник. А я вот вижу, ты и трактор знаешь. Бери этот трактор, садись на мое место. Я на фронт иду.
Янек подвинул лампу так, чтобы свет падал на лицо Григорию.
— Что, берут? — спросил он недоверчиво. — Тебе сколько?
— Девятнадцать. А тебе?
— Мне семнадцать, — соврал Янек, прибавив себе почти два года.
Теперь уже Григорий взял в руки лампу и осветил лицо Янека.
— Только семнадцать? Тигра убил, трактор знаешь… И таких не берут?
— Не потому. Я же не здешний, из Польши. Да и старика одного не могу оставить.
Григорий, как это часто бывает с людьми, бездейственно смотрящими на то, как работают другие, неожиданно почувствовал раздражение.
— Значит, война наша. А тебя эта война не касается. Вы тут шкурки снимаете с белок да с енотов.
— Снимаем. На комбинезоны для летчиков.
— Наш брат в окопах, а ты в тылу. Хитро.
Янек вывернул последний болт, снял вкладыши подшипника и положил их на брезент. Потом вылез из-под трактора и встал против Григория.
— Хитро, говоришь? А кто первый с Гитлером бился? Началось у нас, на Вестерплятте.
— Вестер… И не выговоришь. Что это такое? Что оно, по-немецки называется? Ваша война давно кончилась. Я знаю, вас за две недели разбили.
— А ты сам-то умеешь драться?
— А то как же!
— Тогда становись!
Янек отставил лампу на кучу клепок, приготовленных для кадки.
Слегка наклонившись вперед, оба неподвижно стояли друг против друга, взъерошенные, словно два петуха. И вдруг бросились. Григорий был намного выше ростом. Он схватил Янека за голову и подогнул его под себя. Янек, падая, поджал ноги и, едва коснувшись спиной земли, с силой выпрямил их, отбросив Григория к стенке сарая.
Оба вскочили, тяжело дыша.
— Еще хочешь?
— Хочу!
Тракторист первый бросился вперед. Янек отработанным движением прыгнул ему под ноги и повалил его на землю.
Они снова вскочили и опять молча стали сходиться, но вдруг их остановил неожиданно принесенный с высоты ветром рокот моторов.
— Летят, — произнес Саакашвили.
— Патрулируют. Японцы близко. На том берегу Уссури…
Они как-то сразу забыли друг о друге, о том, что только что дрались, и мускулы их расслабились. Оба одновременно вышли из сарая и остановились у дверей, запрокинув вверх голову.
Небо на западе немного прояснилось, мерцали звезды. Не видя самолетов, ребята угадывали
