Они надели шлемофоны и вернулись на шоссе, где их ждал «Рыжий» и новый четвертый — Вест.
23. Берег моря
Ночь выдалась трудная. Окруженные на Оксыве гитлеровцы дрались с отчаянием обреченных. За спиной у них был высокий обрывистый берег и Пуцкая бухта. Их единственной надеждой были десантные баржи, которые под покровом темноты и под прикрытием орудий боевых кораблей подкрадывались к берегу. Гитлеровцы стремились продержаться еще хотя бы несколько часов, лишь в этом случае они могли надеяться, что их все-таки эвакуируют.
Перед наступлением сумерек гитлеровцы провели сильный артиллерийский и минометный налет и стремительной контратакой отбросили назад танки и пехоту бригады, занимавшей фольварк. В течение двух ночных часов наши готовились к новому штурму, а затем совместно с советскими тяжелыми танками и самоходной артиллерией нанесли удар и снова овладели фольварком.
Теперь наши окопались здесь, укрылись за остатками стен и прочесывали пулеметными очередями пространство, лежавшее перед ними. Утром они должны были нанести удар из фольварка и выйти к берегу моря. Атаковать предстояло утром, а сейчас еще ночь. Она неторопливо уходила, близился рассвет. Генерала беспокоил артиллерийский огонь, который гитлеровцы вели по фольварку. Огонь был, правда, не слишком сильный, но выстрелы раздавались каждый раз с нового места, и стреляли орудия разного калибра, принадлежащие различным батареям. Генерал на своем командном пункте прислушивался: он знал, что противник производит пристрелку. Все это предвещало контратаку, а у бригады уже почти не оставалось резервов.
Последний танковый взвод — это был взвод управления — он послал к переднему краю еще с наступлением ночи, когда наши бросились в атаку, чтобы во второй раз отбить у противника фольварк. В резерве у командира бригады остались только два отделения автоматчиков и рота крупнокалиберных зенитных пулеметов.
Людям, не искушенным в пауке воевать, кажется, что при ликвидации окруженных группировок огромный перевес находится на стороне атакующих. Это не так. Каждая дивизия, которую можно было снять с переднего края и в которой не было острой необходимости, немедленно отходила, ее спешно пополняли и направляли на запад, к Одеру. Советское Верховное Главнокомандование сосредоточивало силы, чтобы предпринять решительное наступление на Берлин; до начала его оставались считанные дни. По этой причине здесь, у Оксыве, нужно было приложить максимум усилий, чтобы окончательно разбить окруженную группировку немцев.
Генерал думал обо всем этом, сидя в небольшом, врытом в землю и накрытом бревнами блиндаже, все время поглядывая в стереотрубу. Пока что он видел только темноту да короткие вспышки далеких выстрелов, но вверху, в кругах линз, чернота ночи уже сменила свой цвет, начала понемногу блекнуть и сереть. Через четверть часа рассвет, и тогда решится, кто первым нанесет удар — мы или они.
Лидка, дежурная радистка, дремала, не снимая наушников. Рот у нее был приоткрыт, веки неплотно сомкнуты, и всем своим видом она напоминала чуткого зайца-русака в борозде. Генерал дотронулся до ее плеча. Девушка подняла голову и сказала:
— Я не сплю.
Генерал улыбнулся:
— Сейчас несколько минут действительно не спи. В случае чего позови. Я буду недалеко.
Он вышел из блиндажа в окоп, отыскал начальника штаба и приказал:
— Собери всех: поваров, писарей. Всех до единого. Никого не оставляй в тылу. Надо сформировать по крайней мере еще два отделения помимо автоматчиков. Командирами всех четырех отделений резерва назначить офицеров штаба. Роту зенитных пулеметов, которая нас прикрывает, перебрось вперед на опушку перелеска справа перед нами. Пусть займет позицию для ведения огня по наземным целям. Она должна отбросить немцев, если те прорвутся рядом с фольварком. Соедини меня с пулеметчиками прямой телефонной связью.
Генерал вернулся в блиндаж, сел к столу и принялся есть посыпанный сахаром черный хлеб, запивая его вчерашним кофе. Готовить было некому; ведь он сам отправил поваров на передовую.
Взглянув на часы, он убедился, что остается еще десять спокойных минут. Он снял мундир, побрился, умылся над ведром, попросил Лидку полить ему. Потом плотно набил табаком трубку и закурил.
Время было рассчитано правильно, он ошибся всего на несколько минут.
Немцы начали немного позднее. Со стороны фольварка теперь доносились частые, заглушающие друг друга разрывы снарядов. Генерал надел наушники и спросил:
— «Лиственница», я — «Висла». Что у вас там за шум?
— Я — «Лиственница», — немедленно послышалось в ответ. — Лезут на нас. Уже видны танки и наступающая пехота.
— «Лиственница», фольварк удержать любой ценой.
— Я — «Лиственница», понял.
Вместе со светом наступающего дня усиливался грохот боя. Уже были слышны нервная трескотня пулеметов и автоматов и гулкие пушечные выстрелы наших танков.
Генерал сдвинул один наушник с уха, чтобы он не мешал ему ловить звуки сражения, но с места не двигался и не подходил к стереотрубе. Он знал, что с минуты на минуту должна отозваться «Лиственница».
— «Висла», «Висла», я — «Лиственница». Меня обходят с правого фланга. Проникают в тыл, в направлении перелеска и дороги, идущей из оврага. Силы противника: взвод танков и примерно рота пехоты.
— Ясно, — не называя своего позывного, ответил генерал. — Держитесь, не горюйте.
Генерал произнес это уверенным и спокойным голосом. Могло показаться, что в его распоряжении по крайней мере рота танков. А на самом деле на краю перелеска были только эти девять зенитных пулеметов калибра 12,7 миллиметра. Пехоту врага они, очевидно, отбросят, но танки их сомнут, выйдут в тыл и споткнутся только где-то дальше, перед огневыми позициями артиллерии. Генерал поднял трубку телефона:
— Что у вас?
Командир роты зенитных пулеметов доложил:
— Заняли позиции, готовы к бою.
— Откроете огонь только по моей команде или только когда пехота противника будет в ста метрах от вас. Раньше себя не обнаруживайте.
— Слушаюсь!
Генерал подошел к стереотрубе, осмотрел предполье. Очевидно, солнце уже выглянуло из-за горизонта, потому что клубы пыли над фольварком были окрашены в нежный розовый цвет. Снаряды еще рвались там, но реже. Огонь немецкой артиллерии значительно ослаб. Не будь гитлеровцев на фланге, можно было бы подумать и о переходе в атаку. Если бы еще три или хотя бы два танка в резерве!..
Сзади, за спиной генерала, послышался неестественный, удивленный голос Лидки:
— Я — «Висла». Повторите, не понимаю.
Генерал повернулся, взглянул на побледневшее лицо девушки.
— Что такое?
Она выключила микрофон и побелевшими губами со страхом в глазах ответила:
— Гражданин генерал, доложил «Граб-один», но это невозможно. Ведь…
Генерал торопливо надел наушники, спросил:
— «Граб», где находишься?
— Я — «Граб», — услышал он чужой, незнакомый голос. — Иду песчаным оврагом, поднимаюсь вверх.
Это был не Янек Кос. У генерала мелькнула мысль, что они, вероятно, взяли кого-то нового четвертым к себе в экипаж, и на всякий случай, чтобы убедиться, спросил:
