Глава 7
— Эраб, прекратите зря тратить время! — Но я хочу увидеть все! И не обращайтесь со мной, как будто мне всего десять лет! Глаза Люсьена весело сверкнули.
— Хорошо, моя редкая длинноногая птица, мой маленький уличный мальчишка! Но может, мы начнем осматривать по-настоящему стоящие места?
— О да, конечно! Можно я только взгляну вот на это?
— Гораздо интереснее посмотреть дома, в которых все эти предметы обнаружили, — вставила Хилари, прыгая от скуки на одной ноге. — Они не очень красивые, правда?
Эраб улыбнулась:
— Ты так думаешь? Взгляни на эти фарфоровые вазы! Они почти такие же, как мы видели в колонне гробницы в Мамбруи! И посмотри на эти необычные ножницы! Они, должно быть, ужасно старые. Видишь, как время разрушило металл! Интересно, где их нашли?
— В Доме ножниц, — пояснил Люсьен. — Большинство домов здесь названо в соответствии с тем, что интересного в них было найдено. Так появились Дом затонувшего двора, Дом стены, Дом железной лампы, Дом венецианских бус, Дом коробки из слоновой кости, Дом ножниц…
Хилари, внимательно изучавшая ножницы в витрине маленького музея, взглянула на дядю с усмешкой.
— Расскажи ей о тайне Геди! — попросила она. — Я люблю слушать об этом.
— Какая тайна? — заинтересовалась Эраб.
— Тайна в том, — принялся объяснять Люсьен, — что город был построен на этом месте изначально. Почему выбрали именно его? Это почти в четырех милях от моря и в двух от устья реки. Все остальные арабские города строились прямо у моря или у какой-то воды. Мы знаем, что Геди — не оригинальное его название. Вполне возможно, он назывался Килимани. На языке народа галла геди означает «драгоценность». Во времена продвижения галла из Сомали, а это происходило в семнадцатом веке, город был разграблен.
— После прибытия португальцев?
— Это другая мистерия, — сказал Люсьен. — Португальцы вообще никогда не упоминали о Геди. Сам город был основан в четырнадцатом столетии и достиг своего высочайшего расцвета в пятнадцатом веке. Возможно, в шестнадцатом веке что-то произошло, и он был оставлен на время, а возможно, разрушен карательными экспедициями, посланными против Малинди после того, как они помогли Нунода Канху разорить Момбасу в 1529 году. Это объясняет, почему о нем не упоминалось Португальцами, когда они попали в Малинди во второй половине того же века. Видимо, он уже был в руинах и на него никто не обратил внимания. Эраб нахмурилась.
— Но множество этих драгоценных находок относится именно к шестнадцатому веку, — заметила она.
— Город, видимо, был перенесен в другое место. В семнадцатом веке почти все арабо-африканские поселения между рекой Джубба в Сомали и вниз почти до самой Момбасы были покинуты и оставлены в руинах. Большинство из них можно еще видеть, но этот — единственный, сохраненный в качестве национального музея.
— А что случилось с галла?
— Они пришли в упадок в девятнадцатом веке и были атакованы племенами масаи и сомали. Арабы из Ламу под покровительством Занзибара вновь оккупировали береговую полосу, которая до провозглашения независимости официально принадлежала султану Занзибара. У британцев были кое-какие договоренности с ним. — Люсьен внезапно усмехнулся и сухо добавил: — Довольно односторонние договоренности.
Эраб решила, что ей понятны чувства старого султана. Любая договоренность, заключенная с Люсьеном, была бы тоже односторонней, и ты обнаружил бы себя полностью согласным с ним, даже желающим согласиться, так как никакие другие аргументы, за исключением его собственных, не звучат так убедительно. Ну совсем как у британцев! Эта мысль позабавила девушку, и она улыбалась, когда Люсьен выталкивал ее и Хилари из музея и вел вниз по тропинке в сторону раскопок старого города.
Тишина здесь была гнетущей. Птицы не пели, обезьяны не болтали на деревьях. Как будто возле разрушенных стен забытого города не было ни одного представителя животного мира.
— Почему здесь так тихо? — шепотом спросила Хилари, сунув руку в ладонь Эраб.
— Не знаю, милая, — призналась девушка. — Здесь всегда так? — обратилась она к Люсьену.
— Всегда. И это странно, потому что здесь так красиво. Но животным, кажется, не нравится.
— Даже змеям? — спросила Хилари.
— Я никогда не видел тут даже змей, — подтвердил Люсьен. — Ты испугалась?
— Не испугалась, — принялась отрицать Хилари. — Я не боюсь, но здесь немного жутко, правда? — Она крепче сжала руку Эраб. — Не хотелось бы мне оказаться в этом месте одной, а тебе?
— Не очень, — согласилась та. Люсьен засмеялся.
— Уже начинаете сожалеть о вашем интересе к истории? — поддразнил он их.
— Конечно, нет! — фыркнула Эраб.
Если бы у нее было побольше мужества, она так же легко, как и Хилари, вложила бы свою руку в ладонь Люсьена. Девушка бросила на него быстрый взгляд и заметила, что он наблюдает за ней, насмешливо сверкая глазами. Предположим, в панике подумала она, что он смог прочесть ее мысли. Эраб решительно отвернулась, притворившись, что не заметила ни того, как он вопросительно поднял брови, ни того, как позволил себе окинуть ее взглядом с головы до ног, не упустив ни одной детали.
Однако улыбка Люсьена не содержала ничего, кроме насмешки, когда он протянул Эраб руку и крепко сжал ее запястье сильными смуглыми пальцами. Его прикосновение заставило девушку затрепетать, она поспешно и очень усердно сосредоточилась на тропинке впереди.
— Бедная Эраб, — произнес Люсьен.
— Почему? Почему она бедная? — забеспокоилась Хилари.
— Потому что она не знает, чего хочет, — легко ответил ее дядя.
— А я знаю, чего хочу! — немедленно откликнулась Хилари. — Я хочу ездить на пикник каждый день. Когда с нами Эраб, это так же хорошо, как будто с нами мама, ты не думаешь?
— Почти так же, — согласился Люсьен. — Конечно, она не знает так много, как Рут, но желает узнать!
Эраб задохнулась от ярости. Выдернув руку из его ладони, она потерла ее, будто он причинил ей боль.
— Я ни в малейшей степени не желаю! — возразила она.
Хилари хихикнула и сыпанула соль на рану:
— Не желаешь ездить с нами на пикники? Но ты же здесь, Эраб! И тебе это нравится!
— Ты никогда не заставишь ее в этом признаться, — протянул Люсьен.
Лицо Эраб прояснилось.
— Я хочу ездить на пикники, — осторожно произнесла она. — Я думала…
Люсьен бросил на нее вопросительный взгляд.
— Да? — подтолкнул он ее. Эраб вспыхнула:
— Не важно! — В панике она принялась искать что-то, что могло бы послужить причиной для смены темы, и ее взгляд упал на большую овальную надгробную плиту с какой-то надписью. — О, посмотрите! Что это? — спросила она с таким явным облегчением, что Люсьен громко рассмеялся.
— Так чего же вы не желаете? — продолжал изводить он ее.
Эраб вызывающе поджала губы и дерзко взглянула на него.
— Я не желаю быть постоянным объектом ваших насмешек! — Поймав вспышку в его глазах, она с достоинством выпрямилась, стараясь контролировать приток крови к щекам, и поспешно спросила: — Так что написано на этой плите?
— Это, — протянул он, продолжая наслаждаться ее смущением, — датированное надгробие. Видите дату? 1399 год. Можно предположить, к какому веку относится здешнее поселение.
Эраб вгляделась в надпись, радуясь возможности сконцентрироваться на чем-то.
