комсомольской прослойкой в системе адвокатуры, которая составляла всего 47 % от общего числа действовавших адвокатов.[727]
Анализ административно-правоохранительной политики 1953–1964 годов позволяет определить и выделить наиболее ключевые ее вопросы, вокруг которых происходила борьба различных общественных сил. В период 1953–1959 годов одним из таких актуальных вопросов, ставших ареной споров и столкновений, была тема снижения непосильного уголовного пресса, уменьшения сроков наказания за совершение незначительных мелких преступлений. Данный вопрос имел огромную общественную значимость, так как в отличие от политических и контрреволюционных дел касался несравненно большего количества советских граждан. Впервые эта тема поднималась Указом Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии» (17 марта 1953 г.), где работники правоохранительной системы были ориентированы на необходимость перестройки всей судебной практики на основе непривлечения граждан к уголовной ответственности за мелкие преступления и правонарушения. Уже через полгода после вступления в силу указа коллегия Министерства юстиции РСФСР (18 октября 1953 г.) на своем заседании рассмотрела «Итоги изучения уголовных дел, по которым допущено необоснованное осуждение граждан». Обсуждение этой темы проходило в непростой обстановке. Как отмечалось, многие областные суды не внесли каких-либо изменений в свою деятельность в соответствии с идеями указа, продолжая прежнюю практику, существовавшую при Сталине. В своем выступлении министр юстиции Рубичев говорил: «Присутствуя на Президиуме Верховного Совета при рассмотрении ходатайств о помиловании, приходится сталкиваться с такими фактами, когда человек украл пару ботинок и ему дают за это 17–18 лет лишения свободы и поражение в правах. Это совершенно неправильно. Но до сих пор многие суды еще работают по старинке… очень часто оставляют в силе такие приговоры, которые подлежат отмене».[728]
Работа «по старинке» на деле означала продолжение репрессивной практики в духе Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года «Об усилении уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества и за кражу личной собственности граждан». В соответствии с этим документом минимальные санкции наказания за хищение госимущества составляли 7 лет, общественного — 5, причем независимо от стоимости похищенного. [729] У этой политики находилось немало сторонников среди руководящих работников правоохранительной системы. Несогласие с позицией министра юстиции Рубичева по рассматриваемому вопросу проявилось в ходе заседания коллегии. Так, председатель Московского областного суда Крюков призывал не смягчать наказание за незначительные преступления. Свое мнение он аргументировал следующим образом: «Поймали человека, который украл из кармана пять рублей, говорят, что нельзя судить — незначительная сумма, но разве можно так подходить, — он ведь лез не за пятью рублями». Такую же позицию поддержал и ответственный сотрудник Прокуратуры РСФСР Егоров, заявивший, что пока в уголовном законодательстве действует указ от 4 июня 1947 года, нужно его применять повсеместно и не давать никакой ориентации на какие-либо смягчения.[730] В итоге их оппонент Рубичев отмечал, что «такие настроения еще глубоко укоренились в сознании наших судебных и следственных работников… Это очень опасные настроения».[731]
Это было совершенно справедливое замечание. Сопротивление курсу на смягчение уголовного наказания возрастало по мере его проведения в жизнь. Продолжалось осуждение на длительные сроки заключения за незначительные преступления. Так, в г. Котлас Архангельской области нарсуд приговорил к пяти годам лишения свободы гражданина Сиделкина, похитившего старый жестяной умывальник, нарсуд Лисичанского района Ворошиловградской области осудил к заключению в ИТЛ на 20 лет гражданина Тура и к 10 годам гражданина Федорченко за хищение толя на сумму 47 рублей. [732] Вынесение же оправдательных приговоров или решений о смягчении наказаний было крайне усложнено: требовалось письменное объяснение по каждому отдельному случаю на имя председателя областного или краевого суда. В результате народные судьи стремились не применять соответствующие статьи, чем идти с докладом и объяснениями к руководству вышестоящей инстанции.[733] Очевидно, что все это противоречило новым веяниям в юридической сфере. Оппозицией здесь выступали руководящие работники правоохранительной системы. Наиболее ярко неприятие нового курса обозначилось на межобластных совещаниях председателей краевых и областных судов, начальников региональных управлений Министерства юстиции РСФСР в 1954–1955 годах. К примеру, на одном из совещаний в г. Челябинске (27–28 июня 1955 г.) многие выступавшие буквально обрушились с критикой на Верховный Суд РСФСР за его позицию относительно недопустимости наказания за совершение мелких преступлений. Говорилось, что из-за этого уходят от ответственности многие настоящие преступники, раздавались требования серьезно поправить Верховный Суд. Сильное возмущение вызвал следующий факт: за кражу мешка пшеницы Верховный Суд снизил срок лишения свободы с восьми до двух лет, что признавалось недопустимым и крайне вредным.[734] Обращают на себя внимание попытки некоторых судебных чиновников, критиковавших практику смягчения наказания, придать своей позиции политическую окраску. Это хорошо прослеживается в выступлении народного судьи г. Челябинска Радаева: «Советский судья является политическим деятелем. Единственно правильной линией деятельности судьи является линия, которую указывает Коммунистическая партия и совершенно неправильно говорила заместитель председателя Верховного Суда о «золотой середине», так как с такой «золотой серединой» ни к чему иному не приедешь, как к оппортунистическому болоту. Действительно, можно с такой линией зайти в это болото. Если Верховный Суд такой линией пользуется, то естественно он заведет нас в тупик».[735]
Под «золотой серединой» здесь подразумевались политические установки по разумному сочетанию карательного и либерального отношения к наказанию. В законодательном плане это соотношение оформилось Указами Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1954 года «О применении смертной казни в отношении лиц, совершивших убийство при отягощающих обстоятельствах», где устанавливалась ответственность, и от 10 января 1955 года «Об ответственности за мелкие хищения», в котором было проведено изъятие норм указа от 4 июня 1947 года и серьезно понижена мера наказания за правонарушения подобного рода. Такой подход давал сочетание беспощадности к злостным преступникам и чуткости к тем людям, кого необязательно приговаривать к длительным срокам заключения. Этот принцип признавался основополагающим в административно-правоохранительной политике нового руководства КПСС. Закрепляя его, «Правда» в своей редакционной статье «За дальнейшее укрепление социалистической законности» подчеркивала, что «органы суда, следствия и прокурорского надзора должны строить свою работу так, чтобы ни один из действительных преступников не мог уйти от заслуженного наказания и чтобы в то же время полностью искоренить случаи необоснованного привлечения к уголовной ответственности и необоснованного ареста граждан».[736]
Однако утверждение этого принципа в жизнь наталкивалось не только на сопротивление аппарата правоохранительных органов, но и на неприятие новых веяний частью общества. Об этом убедительно свидетельствуют письма рядовых граждан по этим вопросам, поступившие в Верховный Совет СССР, Верховный Суд СССР. Эти материалы представляют большой интерес для понимания общественной ситуации тех лет, ее особенностей и своеобразия. Знакомство с ними показывает, что политический курс, направленный на смягчение уголовного наказания, приветствовался и поддерживался далеко не всеми. Так, гражданин Проскурин в своем письме (17 декабря 1958 г.) на имя Ворошилова поделился своими размышлениями по этому поводу: «На сегодняшний день в нашем обществе имеется, хотя маленькая, частица людей — воры, взяточники, убийцы, хулиганы, спекулянты и разного рода мошенники и проходимцы, короче говоря, паразиты, мразь не желающая работать, а жить за счет других. Такого рода люди являются врагами нашего социалистического общества… С таким грузом в коммунистическое общество идти нельзя. Мне хочется просить Вас, Климент Ефремович, внести предложение — всех злостных преступников судить значительно строже, чаще судить показательным процессом на фабриках, заводах, учреждениях, совхозах и т. д. А также за совершенное злодеяние привлекать к ответственности родителей и родственников. Это мероприятие следует установить законодательно… Вот тогда паразиты — враги внутренние — должны знать, что за их злодеяния будут нести ответственность их родители и родственники».[737] Сразу обращает на себя внимание не само предложение по усилению карательной практики, а тональность изложения проблемы — здесь фактически в полном объеме воспроизводится небезызвестный стиль 30—40-х годов со всей сопутствующей атрибутикой: «враги», «мразь», «паразиты». Не забыта и сталинская идея привлечения к уголовной ответственности членов семей «врагов народа». Она
