переехала из Петербурга в Крым. Графиня де-Ламот похоронена на кладбище Старо-Крымской церкви.
Надо думать, что о целости знаменитого ожерелья у де-Ламот знал и приезжавший в Россию при императоре Павле I аббат Жоржель, автор известного труда «Дело о колье. Париж. 1875». Собственно, это не книга, но переплетенное собрание тех судебных документов, которые были напечатаны и изданы разными сторонами в этом знаменитом процессе об ожерелье. Эти бумаги, переплетенные в два тома in quarto, с портретами, картинами, с заметками, пасквильными песнями и тому подобное, иногда самого нецензурного свойства. Это один из обширнейших сборников лжи, какие только существуют в печати.
В первых годах текущего столетия приезжал в Москву довольно загадочный человек, выдававший себя за барона Жерамба. Он носил всегда черный гусарский мундир и на груди серебряную мертвую голову. Он уверял, что этот мундир и мертвая голова были присвоены полку, который он сформировал в Австрии во время войны. Барон был очень ловкий, остроумный и любезный человек, принятый в лучшие дома. Он, кажется, был известен в обществе и литературными произведениями. Так, во время пребывания своего в Москве он обратил сердечное внимание свое на одну девицу и, не смея в том признаться, написал в альбоме ее брата: «Prince, je vous adorerais, si vous etiez votre soeur».[4] Он разъезжал по Москве в щегольской карете цугом, играл широко в карты и проигрывал довольно значительные суммы. Наконец, денежные средства его, по-видимому, истощились. В подобной крайности, как рассказывает кн. Вяземский, он обратился к известной княгине Дашковой с письмом такого содержания: он видел Родосский колосс, египетские пирамиды и подобные тому чудеса и не умрет спокойно, если не удостоится увидать княгини Дашковой.
Старушка была тронута этим лестным приветом и пригласила его к себе. В первое же свое посещение он попросил у княгини дать ему взаймы 25 т. руб. Княгиня, разумеется, их не дала, и знакомство их на этом и кончилось.
Известно, что Дашкова отличалась большою скупостью, и если давала деньги, то едва ли иначе, как за проценты, у меня имеется заемная расписка орловской помещицы Кокуриной, по которой была взята крупная сумма денег на проценты от княгини, чрез посредство графа Сантиса, бывшего поверенным в денежных делах Дашковой.
Жерамба кончил жизнь монахом. Когда русские войска вступили в Париж, многие офицеры, знавшие Жерамба в Москве, нашли его трапистом, под именем отца Жерамба.
До нашествия Наполеона на Москву проживала там весьма загадочная личность, некто граф Визапур, происхождением араб, черный, как смоль, с характерными чертами негра. Он был очень образованный человек, прекрасно объяснялся по-французски, писал недурно стихи и был принят в высшем обществе, к которому, видимо, и сам принадлежал по воспитанию. Он долго искал себе невесту, пока одна из дочерей одного помещика, бывшего богатого купца-сахароторговца 3. не вышла за него. Этот брак для молодой девушки считали неравным, и кто-то сложил по этому случаю стишки:
От этого брака рождались дети двух цветов – черные и белые, последних тогда называли в Москве «сахарными».
Граф Визапур, благодаря достатку своей жены, широко угощал высокопоставленных москвичей и кормил редкими в те годы хорошими устрицами. Визапур рассылал устрицы даже незнакомым лицам. Князь Долгоруков, известный поэт, бывший владимирский губернатор, рассказывал, что «этого черного человека, по происхождению араба, я никогда не видал в лицо, и он мне совершенно был незнаком, но вдруг получил от него с эстафетой большой пакет и кулечек; я не знал, что подумать о такой странности, в пакете я нашел коротенькое письмо на свое имя, в четырех французских стихах, и двенадцать самых лучших устриц, и с тех пор по странной случайности:
В записках С.П.Жихарева находим упоминание об этом Визапуре следующее: «в церкви у Димитрия Солунского, черномазый Визапур, не знаю – граф или князь, намедни пришел в такой восторг от певчих, что осмелился аплодировать; полицмейстер Алексеев приказал ему выйти».
Визапур до прихода Наполеона куда-то скрылся из Москвы, но существует известие, он вскоре был пойман в окрестностях столицы нашими казаками, у него найдены были подозрительные письма и шифрованные депеши, за что он и был расстрелян в поле.
Глава X
В числе исторических замечательных самодуров в екатерининское время известны были два сибирских губернатора – Д.И.Ч-н и В.В. На-н. Первый из них у сибиряков был известен под именем «батюшки», второй – «шалуна». Д.И.Ч-н был роста среднего, красив лицом, ловок и телосложения крепкого, вспыльчив он был до бесконечности. По крутости характера, легко выходил за пределы, но при самоуправстве, которое делало его страшным в народной молве страны, он скоро смягчался, в разговоре любезничал, любил веселое препровождение времени, давал балы, вечера.
Обычные народные праздники, как, например, масленицу, Ч-н праздновал так: в избранный день у губернаторского крыльца стояли нарядные огромные сани, устланные коврами, с беседками-балдахинами, мягко и богато убранными. Ч-н с дамами и свитою садится в сани и отправляется в сопровождении гайдуков и драгун, а впереди другие, также огромные сани, с музыкантами.
У известных домов поезд останавливается, музыканты бегут в прихожую, хозяин и хозяйка ждут гостей у дверей. Первый гость подает руку хозяйке и, под музыку приплясывая, проходит комнаты, при общем подражании всех гостей, и тотчас выходит, уводя с собою хозяйку и хозяина. Таким же образом заезжают в прочие дома и увеличивают поезд. Потом катаются по городу и около гор с шумною музыкою и оканчивают веселый день в доме гостеприимного губернатора.
Ч-н жил очень пышно: дворня – с гайдуками, скороходами, гусарами, арабами и проч. Таких прислужников у него считалось более трехсот человек. В высокоторжественные дни, сопутствуемый военными и гражданскими чиновниками, он ходил с азиатскою пышностью в собор, сам облечен был в мантию ордена св. Александра Невского, со скороходами и пажами впереди, а в заключение кортежа следовали гайдуки.
Ежедневно за столом он угощал более пятидесяти человек, а в праздничные дни давал большие обеды. В делах он был трудолюбив и не оставлял дел даже и тогда, когда у него танцевали гости, сам он являлся только к ужину. Страдая постоянно бессонницей, он по месяцам превращал ночь в день, издавая приказы, чтобы работали чиновники только ночью, а днем спали. В дни своего величавого губернаторства он раз задумал у себя создать целый сенат, вроде римского, и сенаторами произвел всех учителей семинарии, которые и были наряжены в римские тоги.
Когда он приезжал в сенат, ему говорилось латинское приветствие, на которое он отвечал по латыни же. В дни его губернаторства утренняя и вечерняя заря, в летние месяцы, по отбитии барабана, сопровождались особенным церемониалом: перед губернаторским домом становилась музыкальная и певческая капеллы, и когда все затихало, после отбоя барабана, разносились над городом усладительные мелодии из кларнетов и скрипок, оживляемое тенором или альтом пение божественного стиха: «О всепетая Мати, рождшая всех святых Светлейшее Слово, нынешнее приемши приношение, от всякой напасти избави всех и будущия нам муки Тебе вопиющих: аллилуйя!»
Ч-н, несмотря на любовь к нему государыни, вскоре впал у нее в немилость и получил выговор за лишнюю, во время голода, в Сибири закупку провианта, – он израсходовал 1800000 р. сверх определенных ему ста тысяч рублей медною монетою из Екатеринбурга.
При дворе у него было много врагов и завистников, которые воспользовались случаем представить поступок его действием неограниченного властолюбия. Он подал в отставку, которую вскоре и получил.
По получении отставки жил он в орловской деревне, в с Ильинском, где вначале не бросал своей прежней пышной жизни, но, наконец, деревня становилась ему скучна, он сделался угрюмым, задумчивым, начал чуждаться людей, заперся в свой кабинет, никого не видал и умер в 1785 году, отвергая пищу и все услуги своей дворни.
Второй из этих администраторов-самодуров Вас. Вас. На-н представляется личностью тоже очень сумасбродной, но еще не вполне разгаданной. Он был – широкая русская натура, хорошо знакомая с
