…Я уже обошел нужные магазины, подарки уложены в сумку, книги в портфель. Я поднимаюсь по лестнице нашего интернетовского офиса, а впереди идет сотрудница, и я спрашиваю: «Ты ведь знаешь N?» – «Да», – кивает она. – «Представляешь, полетел загорать на Пхукет. До сих пор в списке пропавших». Она выслушивает молча, почти без эмоций, и спасибо ей за это.
Я прошел к своему компьютеру.
И через несколько минут ко мне в комнату входит Боря К. и говорит чуть раздраженно: «Да нет. Нет. Ничего ужасного с N не случилось. Он уже эсэмэску прислал. Там просто нет сейчас связи. Не заходись».
Единственное, что почувствовал я в тот момент, – благодарность за легкое раздражение в его голосе. Я сидел и смотрел на оживающий экран монитора. Не могу сказать, что ощутил мгновенную блаженную легкость. Нет, почувствовал, конечно. Боря снял с меня камень. Но то, что камень этот придавливал, не торопилось распрямляться. И я не сразу решился послать по электронной почте письмо нашему с ним общему другу. Дима, написал я, говорят, что он вроде как остался живой, если этот так и у тебя есть с ним связь, перебрось ему от меня, чтобы…
А через полчаса я снова открыл почту, и, слава богу, Дима уже откликнулся: у меня самого камень свалился, написал он.
И дальше, вместо того чтобы пить горячий кофе, сосать выданную женой гомеопатию, набираясь в тепле, в неподвижности сил и здоровья, я пошел в другую комнату, где женщины составляли список, чего еще надо прикупить к нашему вечернему застолью, и где мне выдали две сумки и устные рекомендации… Я шел по уже черной, горящей оранжевыми огнями Тверской, выдыхая пережитый страх – Господи, вот так, в тридцать пять, молодым, красивым, талантливым, с подругой, оставив в Москве уже принятый к набору роман, – это же так глупо! Нелепо! Ужасно!
И скорей всего, увидев летящий на него вал, он перед первым приступом ужаса успел, наверно, ухватить в самом себе изумленное «Господи, до чего ж нелепо!» Но ощущение это пронеслось уже легко, оно напоминало тот озноб, который начинает трясти под горячим душем, если, вернувшись промороженным с улицы, сразу лезешь в ванну.
…Ну уж нет, подумал я часа через два, приняв первый глоток коньяка и прислушиваясь к тому, как возобновляет он привычный ток крови по моему телу – ну уж нет, милый, ты, конечно, умный до невозможности, но засунул бы ты подальше, в задницу, свои философствования про менталитеты, про капиллярность человеческих связей в городе, про их вымороченность и душевную бедноту. Не говори, чего не знаешь.
ИЗ ЦИКЛА «СПАЛЬНЫЙ РАЙОН»
Ночное метро
Поздно вечером, по сути ночью (начало первого) мы с женой возвращаемся из гостей. В метро, естественно. И я вдруг обнаруживаю, что это уже как бы не мое метро, то есть вокруг не те люди, с которыми я по утрам еду на работу и вечером с работы. Практически все, кого вижу, моложе меня лет на двадцать-тридцать. Как будто наверху только что закончилось какое-то многолюдное молодежное действо.
Это, наверное, потому так кажется, что рядом жена, думаю я. Мне, разумеется, приходилось ездить домой последним поездом, но всегда одному, и в вагоне я спокойно листал книжку или слушал сквозь дрему радиоголос, произносящий названия станций. Но сейчас я не один. С женщиной. Вокруг исключительно ночная, давно уже непонятная мне молодежь. Хотя… Вот стоят на платформе две парочки. Вид безмятежный. Неподалеку – компания угрюмых подростков. Еще компания подростков, слегка поддатых, с гитарой, совсем еще детишки… Да нет, все как бы спокойно. Похоже, я накручиваю себя.
Мимо по платформе проходит девушка. Одна. Без спутника. Она высокая, в длинном пальто, – роскошные волосы, темно-русые, мелко вьющиеся (или это так завивают специально?), потом – кукольной почти красоты лицо, которое должен был бы по идее портить чуть великоватый рот, но именно от этого сочетания вдруг чувствуешь холодок в груди. Такая вот девушка идет. Проходит сквозь, как бы никого не видя. И странно, даже угрюмые подростки не повернули вслед головы. Я понимаю, что меня завораживает не внешность девушки, то есть, разумеется, внешность, но главное – это ее способность проходить сквозь. То, что она такая спокойная, такая уверенная. Ну а что там внутри, я не знаю. Но вполне вероятно, что – соответствует.
Тормозит перед нами поезд, разъезжаются двери, мы с женой входим и успеваем сесть рядом. Справа от меня мужичина утрированно-интеллигентного вида – черноволосый, горбоносый, в очках. С дамой. Они разговаривают, и в том, как он удерживает голову, повернутую к спутнице, мне чудится напряжение. И только после того, как я сел, расстегнул теплую куртку, достал из сумки книжку и поднял голову, я увидел напротив – не напротив себя, а чуть правее, как раз напротив своего попутчика с дамой – двух могучих парней. Один высокий, худощавый, а другой – не скажу высокий, хотя, когда они сидят, головы их вровень, – огромный. Стриженая голова начинается из широких плеч, обтянутые джинсами коленки разведены, и ноги кажутся колодами, вбитыми в брючины. Пальто распахнуто. На груди тонкий свитер, под которым бугрится мускулами грудь. Именно – мускулами. Парни вроде как не обращают внимания на окружающих. Они заняты разговором. И тот, который высокий, то есть который похудее, вид имеет вполне добродушный – приоткрыв рот, он слушает сейчас приятеля. Взгляд ясный, живой, не сравнить с мутноватым взглядом бугая. У обоих в руках банки с пивом. Время от времени они подносят их к губам.
Я раскрываю книгу и пытаюсь читать. Нормально. Рядом слева сидит жена. Она спокойна. Едем. Через две остановки боковым зрением отмечаю, как спутница интеллигентного соседа берется за сумочку. Поезд тормозит, они встают. И я, который – как мне кажется – уже почти втянулся в чтение, чувствую вдруг прилив успокоения. Соседи мои выходят. Вместо них неподалеку от меня устраивается долговязый парень в мешковатых джинсах, в расстегнутой куртке, с бутылкой пива. Это хорошо. Но тут же между долговязым и мною опускается на сиденье девушка в огненно-красной куртке, с черными, под мальчика стриженными волосами. Я чуть подался к жене, освобождая ей место, и непроизвольно поднял глаза. Бугай смотрит прямо перед собой на девушку. Взгляд странный, непонятно, видит он ее или нет – в художественной литературе есть определение «прогибающий взгляд», мне этот взгляд достался периферийной частью. Ударная сила пришлась на девушку. Я почувствовал, как чуть приподнялась она рядом и вжала выпрямленную спину в сиденье. Сосед бугая, продолжавший что-то говорить, толкнул приятеля. Тот повернул голову. Начал вслушиваться. Я опустил глаза в книжку. Дочитывал абзац до конца, потом начинал сначала. Почувствовав какое-то движение впереди, я глянул в окно слева от бугая. Тот снова смотрел перед собой. Или на девушку? Лицо ничего как бы не выражало. Пустое и сокрушительное, как морда надвигающегося КамАЗа. Потом он хлебнул пива, наклонил голову к приятелю, вслушиваясь, и опустил взгляд в пол. Я посмотрел на его руки, лежащие на коленях. Тюремных наколок нет. Но костяшки пальцев вздутые, припухло-розовые, похожие на мозоли.
И, еще до того, как что-то подумать, я начинаю сосредотачиваться на своем уже который месяц не отпускающем радикулитном позвоночнике.
С ума сошел? Какого хрена?!
Все сидячие места заняты, но при этом стоящих в вагоне почти нет. А центральные станции мы уже проехали – значит, новых пассажиров, которые бы заполнили пространство вагона, уже не будет. Я выгнул спину, как бы намучившись от неудобного сидения, подергал головой направо-налево и с преувеличенной осторожностью и замедленностью начал вставать. Типа спину заломило. Типа больной и старый. И так далее. Было стыдно перед женой, которая непонимающе подняла голову, и пришлось показывать жестом и
